Рассказы

[Юлия]

Пол Виллард

Старый телефон

Я был совсем маленьким когда у нас в доме появился телефон - один из первых телефонов в нашем городе. Помните такие большие громоздкие ящики-аппараты?
Я был ещё слишком мал ростом чтобы дотянуться до блестящей трубки, висевшей на стене, и всегда зачарованно смотрел как мои родители разговаривали по телефону.
Позже я догадалася, что внутри этой удивительной трубки сидит человечек, которого зовут Оператор, Будьте Добры. И не было на свете такой вещи, которой бы человечек не знал.
Оператор, Будьте Добры знала всё - от телефонных номеров соседей до расписания поездов.
Мой первый опыт общения с этим джином в бутылке произошёл, когда я был один дома и ударил палец молотком. Плакать не имело смысла, потому что дома никого не было, чтобы меня пожалеть. Но боль была сильной. И тогда я приставил стул к телефонной трубке, висящей стене.
- Оператор, Будьте Добры.
- Слушаю.
- Знаете, я ударил палец... молотком...
И тогда я заплакал, потому что у меня появился слушатель.
- Мама дома? - спросила Оператор, Будьте Добры.
- Нет никого, - пробормотал я.
- Кровь идёт? - спросил голос.
- Нет, просто болит очень.
- Есть лёд в доме?
- Да.
- Сможешь открыть ящик со льдом?
- Да.
- Приложи кусочек льда к пальцу, - посоветовал голос.

После этого случая я звонил Оператору, Будьте Добры по любому случаю. Я просил помочь сделать уроки и узнавал у неё чем кормить хомячка.

Однажды наша канарейка умерла. Я сразу позвонил Оператору, Будьте Добры и сообщил ей эту печальную новость. Она пыталась успокоить меня, но я был неутешен и спросил:
- Почему так должно быть, что красивая птичка, которая приносила столько радости нашей семье своим пением, должна была умереть и превратиться в маленький комок, покрытый перьями, лежащий на дне клетки?
- Пол, - сказала она тихо, - всегда помни: есть другие миры, где можно петь.
И я как-то сразу успокоился.
На следующий день я позвонил как ни в чем не бывало и спросил как пишется слово fix.

Когда мне исполнилось 9, мы переехали в другой город. Я скучал по Оператору, Будьте Добры и часто вспоминал о ней, но этот голос принадлежал старому громоздкому телефонному аппарату в моём прежнем доме и никак не ассоциировался у меня с новеньким блестящим телефоном на столике в холле.
Подростком, я тоже не забывал о ней: память о защищённости, которую давали мне эти диалоги, помогали мне в моменты недоумения и растерянности.

Уже взрослым я смог оценить сколько терпения и такта она проявляла, беседуя с малышом.

Через несколько лет, после окончания колледжа, я был проездом в своем родном городе. У меня было всего полчаса до пересадки на самолёт.
Не думая, я подошел к телефону-автомату и набрал номер:
Удивительно, её голос, такой знакомый, ответил. И тогда я спросил:
- Не подскажете ли, как пишется слово fix?
Сначала - длинная пауза. Затем последовал ответ, спокойный и мягкий, как всегда:
- Думаю, что твой палец уже зажил к этому времени.
Я засмеялся:
- О, это действительно вы! Интересно, догадывались ли вы, как много значили для меня наши разговоры!
- А мне интересно, - сказала она, - знал ли ты, как много твои звонки значили для меня. У меня никогда не было детей и твои звонки были для меня такой радостью.
И тогда я рассказал ей как часто вспоминал о ней все эти годы и спросил можно ли нам будет повидаться, когда я приеду в город опять.
- Конечно, - ответила она, - Просто позвони и позови Салли.

Через три месяца я опять был проездом в этом городе. Мне ответил другой, незнакомый голос:
- Оператор.
Я попросил позвать Салли.
- Вы её друг? -спросил голос.
- Да, очень старый друг, - ответил я.
- Мне очень жаль, но Салли умерла несколько недель назад.

Прежде чем я успел повесить трубку, она сказала:
- Подождите минутку. Вас зовут Пол?
- Да.
- Если так, то Салли оставила записку для вас, на тот случай если вы позвоните... Разрешите мне прочитать ее вам? Так... в записке сказано:
"Напомни ему, что есть другие миры, в которых можно петь. Он поймет."
Я поблагодарил её и повесил трубку.

[Юлия]

Монетки

© Redd


Весеннее солнце и свежий воздух утомили мои ноги, и я присел на лавочку.
Слегка щурясь на солнце, закурил.
Из сладкой весенней истомы меня вывел шорох за лавочкой. Я обернулся, и увидел малыша лет шести, который пристально всматривался под лавочку. Пацан неспешно обошел лавочку, все так же продолжая что-то под ней искать.
После рождения моего сына, я стал совсем по-другому, относится к детям.
Рассматриваю малыша.
Одежда до ужаса бедная, но вроде чистая. На носу грязное пятно. Взгляд, его взгляд меня поразил. Было в нем что-то слишком взрослое, самостоятельное. Думал, что показалось, не может в шесть лет быть такого взгляда. Но малыш смотрел под лавочку именно так.
Я достал жвачку и положил подушечку в рот. Малыш на мгновение перевел взгляд на мои руки, и тут же опустил глаза на землю.
- Дядя подними ноги, пожалуйста,- глядя на меня сказал пацан.
Я больше от удивления, чем осознанно поднял ноги над землей. Малыш присел, и внимательно посмотрел на землю под моими ногами.
- И тут нету, - пацан вздохнул.
- Жвачку будешь?- спросил я, глядя на этого маленького мужичка.
- А у тебя какая, я люблю фруктовые,- ответил он.
- У меня мятная, - я достал жвачку и на ладони протянул ему.
Он, немного помедлив, взял подушечку и сунул в рот.
Я улыбнулся увидев его руки, обычные руки маленького пацана, грязные до ужаса.
Мы смотрели друг на друга и жевали жвачку.
- Хорошо сегодня, тепло,- сказал я
- Снега нет, это очень хорошо,- задумчиво сказал он.
- А чем тебе снег мешал?

- Вот ты даёшь, под снегом же ни чего не видно, - заметил мальчуган.
Малыш засунул руки в карманы, посмотрел на меня и сказал:
- Пойду я, скоро темнеть уже начнёт, а я почти ничего не нашёл, спасибо за жвачку, - он развернулся и, глядя в землю, пошёл по алее.
Я не могу сказать точно, что же именно заставило меня окликнуть его, наверное какое то взрослое уважение, к рассудительному пацану.
- А что ищешь ты? - спросил я.
Малыш остановился, чуть помыслив, спросил:
- Никому не скажешь?
- Хм, нет никому, а что это тайна? - я удивленно поднял брови.
- Это мой секрет,- сказал пацан.
- Ладно уговорил, честное слово не скажу, - улыбнувшись сказал я.
- Я ищу монетки, тут на алее их иногда можно много найти, если знаешь где искать. Их много под лавочками, я в прошлом году очень много тут нашёл.
- Монетки? - переспросил я.
- Да, монетки.
- И что прошлым летом, ты их тоже тут искал?
- Да искал, - лицо малыша стало очень серьёзным.
- А сегодня много нашёл? - ради любопытства спросил я.
- Щас, сказал он, и полез в карман брюк.
Маленькая рука достала из кармана клочок бумаги. Малыш присел на корточки, развернул газету и положил на асфальт. В газете блестело несколько монет. Насупившись, малыш брал монетки с газеты и складывал в свою маленькую, грязную ручку. При этом его губы шевелились, видно он очень усердно подсчитывал свои находки. Прошло несколько минут, я улыбаясь смотрел на него.
- Сорок восемь копеек,- сказал он, высыпал монеты в газету, завернул их и сунул в карман брюк.
- Ого, так ты богач, - ещё больше улыбаясь, сказал я.
- Неа, мало, пока мало, но за лето я тут много найду.
Я вспомнил своего сына, и себя, а кто не собирает на конфеты или игрушки деньги в детстве?
- На конфеты собираешь?
Малыш насупившись молчал.
- А, наверное на пистолет? - переспросил я.
Малыш ещё больше насупился, и продолжал молчать.
Я понял, что своим вопросом я перешёл какую-то дозволенную черту, я понял, что затронул что-то очень важное, а может быть и личное в душе этого маленького мужчины.
- Ладно, не злись, удачи тебе и побольше монет, завтра будешь тут? - сказал я и закурил.
Малыш, как-то очень грустно посмотрел на меня и тихо сказал:
- Буду, я тут каждый день, если, конечно, дождь не пойдет.
Вот так и началось моё знакомство, а в последствии и дружба с Илюшей (он сам так себя называл). Каждый день, я приходил на аллею, и садился на лавочку. Илья приходил, почти всегда в одно и то же время, я спрашивал его, как улов? Он приседал на корточки, разворачивал газету и с большим усердием пересчитывал свои монетки. Ни разу там не было больше рубля.
Через пару дней нашего знакомства я предложил ему:
- Илюша, у меня тут завалялось пару монеток, может, возьмёшь их в свою коллекцию?
Малыш надолго задумался, и сказал:
- Неа, так просто нельзя, мне мама говорила, что за деньги всегда надо что-то давать, сколько у тебя монеток?
Я пересчитал на ладони медяки.
- Ровно 45 копеек, - с улыбкой сказал я.
- Я щас, - и малый скрылся в ближайших кустах.
Через пару минут он вернулся.
- На, это я тебе за монетки даю,- сказал пацан и протянул ко мне ладошку.
На детской ладошке, лежал огрызок красного карандаша, фантик от конфеты и кусок зелёного стекла от бутылки.
Так мы совершили нашу первую сделку.
Каждый день я приносил ему мелочь, а уходил с полными карманами его сокровищ, в виде, крышек от пива, скрепок, поломанных зажигалок, карандашей, маленьких машинок и солдатиков. Вчера я вообще ушёл сказочно «богат», за 50 копеек мелочью, я получил пластмассового солдатика без руки. Я пытался отказаться от такого несправедливого обмена, но малыш был крепок в своём решении как железобетон.
Но в один день малыш отказался от сделки, как я его не уговаривал, он был непреклонен.
И на следующий день отказался.
Несколько дней я пытался понять почему, почему он больше не хочет брать у меня монетки? Вскоре я понял, он продал мне все своё нехитрое богатство, и ему нечего было дам мне взамен за мои монеты.
Я пошёл на хитрость. Я приходил чуть раньше и тихонько кидал под лавочки по нескольку монет. Мальчуган приходил на аллею, и находил мои монеты. Собирал их, садился у моих ног на корточки, и с серьёзным видом пересчитывал их.
Я к нему привык, я полюбил этого мужичка. Я влюбился в его рассудительность, самостоятельность и в настойчивость в поисках монеток. Но с каждым днём, меня всё больше и больше мучил вопрос, для чего он второй год собирает монетки?
Ответа на этот вопрос у меня не было.
Почти каждый день я приносил ему конфеты и жвачки. Илюша с радостью их лопал.
И ещё, я заметил, что он очень редко улыбался.

Ровно неделю назад, малыш не пришёл на аллею, не пришёл и на следующий день, и всю неделю не приходил. Никогда не думал, что буду так переживать и ждать его.

Вчера я пришёл на ту самую аллею в надежде увидеть Илюшу.
Я увидел его, сердце чуть не вылетело из груди. Он сидел на лавочке и смотрел на асфальт.
- Здоров, Илюша, - сказал я, улыбаясь во все зубы, - ты чего это не приходил, дождя не было, поди монеток под лавочками лежит видимо невидимо, а ты филонишь.
- Я не успел, мне монетки больше не нужны, - очень тихо сказал он.
Я присел на лавочку возле него.
- Ты чего это, брат, грустишь, что значит не успел, что значит, не нужны, ты это брось, давай выкладывай что там у тебя, я вот тебе принёс, - и протянул ему ладонь с монетками.
Малыш посмотрел на руку и тихо сказал:
- Мне не нужны больше монетки.
Я никогда не мог подумать, что ребёнок в шесть лет, может говорить с такой горечью и с такой безнадёжностью в голосе.
- Илюша, да что случилось? - спросил я, и обнял его за плечи, - зачем тебе вообще нужны были эти монетки?
- Для папки, я собирал монетки для папки, - из глаз малыша потекли слёзы, детские слёзы.
Во рту у меня все пересохло, я сидел и не мог вымолвить ни слова.
- А зачем они папке? - мой голос предательски сорвался.
Малыш сидел с опущенной головой и я видел как на коленки падали слёзы.
- Тетя Вера говорит, что наш папка много пьёт водки, а мама сказала, что папку можно вылечить, он болен, но это стоит очень дорого, надо очень много денег, вот я и собирал для него. У меня уже было очень много монеток, но я не успел, - слёзы потекли по его щекам ручьём.
Я обнял его и прижал к себе.
Илья заревел в голос.
Я прижимал его к себе, гладил голову и даже не знал, что сказать.
- Папки больше нет, он умер, он очень хороший, он самый лучший папка в мире, а я не успел,- малыш рыдал.
Такого шока я не испытывал ещё никогда в жизни, у самого слёзы потекли из глаз.
Малыш резко вырвался, посмотрел на меня заплаканными глазами и сказал:
- Спасибо тебе за монетки, ты мой друг, - развернулся и, вытирая на бегу слёзы, побежал по аллее.
Я смотрел ему вслед, плакал и смотрел вслед этому маленькому мужчине, которому жизнь подсунула такое испытание в самом начале его пути и понимал, что не смогу ему помочь никогда.
Больше я его на аллее не видел. Каждый день в течение месяца я приходил на наше место, но его не было.
Сейчас я прихожу намного реже, но больше ни разу я его не видел, настоящего мужчину Илюшу, шести лет от роду.
До сих пор я бросаю монеты под лавочку, ведь я его друг, пусть знает, что я рядом.

[Пегас]

замечательные рассказы, мне очень понравилось

[Светлана]

Юля, спасибо.

[Грейс]

Юлия, спасибо большое! Эти рассказы мне очень понравились! Только когда я дошла до этого момента

- Пол, - сказала она тихо, - всегда помни: есть другие миры, где можно петь.

стало немного грустно, потому что я сначала была уверена, что это русский рассказ, у нас ведь тоже раньше был "Оператор, будьте добры". Скажите пожалуйста, а есть ли у Вас ссылка на оригинальный источник на английском?

Спасибо большое ещё раз, я до сих пор под впечатлением, хотя эти рассказы я прочитала ещё днём.

[Сестричка]

Замечательные рассказы!Спасибо,Юля.

[Юлия]

Скажите пожалуйста, а есть ли у Вас ссылка на оригинальный источник на английском?

Английская версия текста есть по этой ссылке:
https://destym.livejournal.com/46403.html
Автор рассказа - Paul Villard ("Information, please...")

[Юлия]

Н. Абрамцева
"Пишите письма..."

Мне нужно написать письма. Откладывать некуда. Еще нужно оттаять холодильник, пропылесосить ковер, пропустить через машину бак белья и, естественно, собрать чемодан. Дело в том, что мне невероятно повезло. Поэтому завтра рано утром — поездом в Ригу, а дальше по путевке на теплоходе (то ли финском, то ли шведском) по Балтике, со стоянками в четырех городах (то ли финских, то ли шведских). Это в июле-то месяце! Только дела сделать надо.
Времени около двенадцати. Целая ночь впереди, спать можно в поезде. Начну с писем. Нет, минуточку! Минуточку... Я бережно бросаю в кресло ярко-красное шифоновое вечернее платье и рядом ставлю золотые изящнейшие французские босоножки. Так... Хорошо... Почти полдела сделано. Теперь письма. Я села у открытого окна за журнальный столик. Передо мной бумага, конверты, ручка. Так... Так... Конверты есть, и бумага. Хорошо. Только еще минуту. Я промчалась на кухню. Поставила на газ четыре кастрюльки. Бегом - в ванную: раз, другой, третий. Порошка побольше — пусть мокнет пока. Снова бегом на кухню. Из холодильника — все на стол, под стол и на подоконник. В холодильник — кастрюльки с кипятком. Пусть пока оттаивает. Теперь в комнату, опять бегом. По пути захватываю из шкафа в прихожей пылесос и пустой чемодан. Натыкаюсь на что-то знакомое в пижаме. А... Он спал, а от моего шума, оказывается, проснулся.
-Привет, - оставляю пылесос и чемодан посреди комнаты, сажусь за письма.
-Привет, ты уверена, что все это, - он сделал круговое движение головой, - необходимо сейчас?
-Именно! Иначе я не уеду спокойно.
-И вот это?.. Может быть?.. — он осторожно кивает на конверты.
-Это — тем более. Ты мне просто не мешай. Спи! Пожалуйста.
Он пожал плечами и пошел спать. Так... Около часа. Хорошо. Теперь письма. Сложные у меня письма... Я серьезно, сложные. Вода!!! В ванной!! Не выключила! Слетала в ванную, стукнулась ногой о пылесос, а вода оказалась выключенной.
Я снова опустилась в кресло, улыбнулась. Невесело. Я не дура. Я понимаю: ВСЕ, что делаю последний час, — ерунда. Просто боюсь писем. Но я знаю, написать их нужно. А то голова так и не перестанет болеть. Та голова, которая душа. Это не я придумала. Исповедальням уже много лет. Что-то грохнуло в кухне. Наверное, лед в холодильнике. Пусть. Пока ни напишу, не встану. Вот первый верхний лист.
"Милая тетя Кира!
Тетя... Я сама давно тетя. Но тогда, мне было столько, сколько сейчас моей дочери. Поэтому Вы всегда мне будете тетей Кирой. Я Вам не сделала ничего плохого. Но хорошее, что делали мне Вы, я никак не связывала с Вами. Ничего особенного не было, но мне нравились те красивые шерстяные вещи, которые делают в ваших краях. Да нет, не то все! Не о том я! Просто сейчас я понимаю, что все было бы красивее, теплее, мягче, если бы называлось не голубым, розовым, шерстяным, а тети Кириным. Вот и все . Ничего глобального. И немножко поздно.
Наташа"
Я положила письмо в конверт. Вот. Написала все-таки. Дальше. Не прерываясь.
"Марк Адольфович, хороший, добрый человек! Вы представляете, я только недавно поняла, какая же я нахалка. Ну, действительно: Вы — известный литератор, искусствовед, критик, знаете восемь (с ума сойти) языков и еще на сорок с лишним лет старше меня. А я звоню (часто) и, как мне казалось, очень вежливо спрашиваю, не могли бы Вы подобрать мне что-нибудь почитать. "Конечно. С удовольствием. А что бы приблизительно вы хотели?" "Не знаю. Вам виднее. Я заскочу возьму. Хорошо?" "Конечно. Это будет очень мило с вашей стороны". Вот такие были диалоги. И еще много всего было... Я нечасто вспоминаю, но все помню... Спасибо Вам. Наталья".
Еще один конверт в сторону. Новый лист бумаги передо мной. Я все делаю правильно. Хочется чаю. Но голова ясная. И совсем непонятно, почему мне все время кажется, что льется вода. Стукнутая о пылесос нога ноет. Напоминает о том, что, замочив белье, воду я проверила. Значит, это что? Ничего, штучки подсознания. А потому — дальше...
"Тетя Танечка! Что за странные творятся вещи! Я не помню, когда видела Вас первый раз. Это еще ладно: говорят, мне было года три. Но я не помню, когда Вас видела в последний раз. Не помню! А ведь долгие-долгие годы Вы были для каждого в нашей семье не только подругой, близким человеком. Вы были... Вы просто понимали каждого из нас. Каждого. Не оттого, что умели каждому угодить. Просто Вы каждого любили. И жалели. А сейчас, через какие-то несколько лет, я не помню, когда видела Вас последний раз. Вы бы должны обидеться, но Вы не обижайтесь. Ладно?
Наташа"
Вот и третье письмо в конверте. Остался дядя Юра. Дядя... Тетя... Детские слова. Но я знала этих людей с детства, и было бы нелепо называть их иначе. И все-таки в кухне какой-то шум. Холодильник что ли? Мне сейчас не до этого. Мне бы закончить быстрее.
"Дядя Юра! Я не успела вовремя сказать вам спасибо! Не за то, что в шестнадцать лет вы ушли на фронт. И все потом случилось у вас не так, как думалось. И не за то, что с детства я рядом с вами чувствовала себя дамой, ДАМОЙ! А вы учили меня правильно пить кофе с лимоном, а еще учили меня спорить, а не ругаться. Сейчас я о другом.
Вы когда-то сказали, что нельзя отталкивать от себя людей, если они не на сто процентов соответствуют твоему представлению о том, что такое хорошо. Нужно быть бережнее. И если есть в человеке хоть что-то твое (пусть крупинка), то это, скорее, близкий тебе человек, чем просто так, никто. Держись его. Только сейчас, в тридцать с лишним лет, я поняла, какой подарок вы мне сделали. Спасибо.
Наталья"
Все. Последний конверт готов. Отправить письма... Куда... Как...
Скажи кому-нибудь — назовут сумасшедшей. Потому что не понять людям. Не понять... Что не понять? Не понять и все! Я взяла небольшой мельхиоровый поднос и зажигалку. Поставила поднос на открытое окно. Вот тоненькая стопка конвертов, я помню, в каком порядке лежат письма. Щелкнула зажигалка. Я поднесла огонь к уголку первого конверта. Опустила на поднос. Горит письмо тете Кире - она умерла, когда мне было двенадцать, а ей тридцать два. Горит второй конверт — Марк Адольфович. Умер одиннадцать лет назад. Мне было около двадцати. Вспыхнуло третье письмо — тете Тане. Она умерла восемь лет назад, мне было двадцать три года. Ярче всех на подносе запылал последний конверт - дядя Юра. Я собиралась поехать к нему вчера. Он умер три дня назад. Я не успела.
...Яркий получился костер. Горят мои долги, моя совесть...
Сажусь за стол. Последний лист. Пишу: 1. Гвоздики (белые) Юрию Петровичу. (Я хотела это сделать ровно четыре года назад. Я была в отпуске, он в командировке; я болела, он болел. Но еще не поздно.
2. Большая мягкая игрушка (собака, кошка, медведь) для Марии Михайловны. (Я хотела это сделать год назад. Одинокая соседка. Тянет нас всех, особенно Ленку). 3. Написать письмо Аннушке. (Собираюсь уже месяц или два).
Все. Пока все. Это я сделаю, как только приеду. Сразу. Не откладывая. Я взяла лист, пошла в прихожую, положила его на столик возле телефона. Села рядом.
-Эй! — крикнула я. — Проснись.
-Я не спал. Ты же просила не мешать
-Я написала...
Он вышел из комнаты
-Что ты ненормальная, я знал всегда. Но почему сходить с ума нужно именно, - он посмотрел на часы, - в три часа ночи?..
-Днем не было времени, - честно сказала я. - До шести работала, потом Ленку в лагерь отвезла... Вот.
-Ладно, - он взял вазочку с одной розой, дал мне глотнуть воды. - Все. Теперь забудь. Не самая ты виноватая.
-Да, - сказала я, - а ты утром позвони тете Поле, пусть она...
-Понял: холодильник, стирка и пропылесосить. Я кивнула. Мне, правда, было легче. Я стала будто честней, возвышенней, чище... Только трясло немножко.
-Успокойся. Пойду поставлю чайник. Он пошел на кухню и заорал:
-Зачем ты это сделала?
Теперь я поняла, почему мне все время казалось, что льется вода. Я действительно не закрыла кран, только не в ванной, а в кухне. А дырка в раковине чем-то закрылась, и кухня была здорово залита водой.
-Ненормальная! Ну, ненормальная! - он уже даже не злился. — Душу, видишь ли, очищает. А что мы залили соседей — это ей все равно.
-Понимаешь, - сказала я уже спокойно, - ты конечно прав. Но, понимаешь, нужно быть бережнее к людям, внимательнее вовремя. Понимаешь?
-Понимаю. Помогай давай.
-Хорошо, - согласилась я, - только ты неправильно делаешь.
Я пошла на балкон, где просушивалось ватное одеяло. Через минуту кухня была сухой.
-Все, - он выпрямился, - а ты иногда соображаешь. Только бы не протекло к соседям. У них ведь ремонт. Потом мы пили чай. Осталось собрать чемодан. Раздался звонок в дверь. Приближалась расплата. Естественно — нижняя соседка.
-Вы понимаете!.. Понимаете!.. — выскочила я, взбодренная чаем.
-Кран она забыла завернуть, - спокойно объяснил муж. Мы все возместим.
Он усадил соседку в кресло возле столика в прихожей.
-Но, вы не представляете, - еле вставила соседка.
-Представляю. Я все представляю. Вон у нее, - он показал на меня, масса нужных знакомых. А у вас ремонт только начинается. Она вам...
-Непременно! Достану все, что нужно. И сделают, как надо. Как для себя. И за наш счет, безусловно.
Соседка хлопала глазами. Она уже не знала, к добру или к худу этот ночной потоп.
-У меня подруга. Ну, приятельница, знакомая. Вам все сделают.
-Запиши все, - муж подтолкнул меня к столику, на котором лежал лист бумаги.
Глядя на соседку, которая все кивала и кивала, я записала на чистой стороне листа, лежащего у телефона, номера и адреса нужных магазинов, фамилии, имена. Сложенный вчетверо лист я протянула соседке.
-Вы меня успокоили, - соседка пробиралась к двери, крепко держа в ладони ТОТ лист. ТОТ. Но я забыла об этом...
Мы как-то нелепо простились.
-Ну и ночка! — муж рухнул в кресло.
-Какая ночка?! - я была уже почти в поезде, почти на теплоходе, почти плыла по Балтике. — Уже утро. Он посмотрел на часы.
-Действительно, 5-46. А чемодан? — он почти испуганно посмотрел на меня.
Я подмигнула. Вещи у меня всегда в порядке. Через сорок минут чемодан был уложен и даже застегнулся. Потом — час на душ, кофе, записка для тети Поли. И на вокзал.
...За нами хлопнула дверь, маленький сквозняк, резко закрылось забытое окно. Мельхиоровый поднос упал вниз, громко ударившись об асфальт. Полетел пепел... Маленькая горсточка... Его никто не заметил. Люди спокойно просыпались.

[Юлия]

ПОЧЕМУ МОТЫЛЬКИ ЛЕТЯТ НА СВЕТ
Виктор Пелевин
Прогулочный катер успел отойти в море довольно далеко, а шел все прямо, как будто действительно направлялся в Турцию. Слева выступила часть побережья, раньше скрытая горой, и хоть сам берег не был виден в темноте, появились огни. Казалось, они горят на поверхности моря, словно мимо катера медленно движутся свечи в бумажных коробочках, стоящие на маленьких плотах. Луна тоже казалась висящим среди облаков бумажным шаром с горящей внутри свечой. Облака вокруг были высокие и редкие, с ярко-голубой от лунного света кромкой, и небо из-за этого казалось в несколько раз выше, чем обычно. Митя стоял у борта, облокотившись на поручень, и молча смотрел на берег.
— О чем ты столько времени думаешь? — спросил Дима.
— Все о том же, — сказал Митя. — О том, что со мной происходит.
— Ты сейчас едешь по морю на катере и смотришь на берег.
— Нет, — сказал Митя, — не прямо сейчас, а вообще в жизни. Никогда не замечал такой странности? Кому-нибудь другому очень просто рассказать, как надо жить и что делать. Я бы любому все объяснил. И даже показал бы, к каким огням лететь и как. А если то же самое надо сделать самому, сидишь на месте или летишь совсем в другую сторону.
— Не понимаю, — сказал Дима, — какие сложности. Вон, видишь, сколько их горит. Выбрал любой и лети, пока сил хватит.
— В том-то и дело, — сказал Митя, — что лично во мне выбирают сразу двое. И я даже не могу отделить их друг от друга. Не зню, кто настоящий, и не знаю, когда один сменит другого. Потому что оба вроде бы намерены двигаться к свету, только по разным маршрутам. А делать они предлагают совершенно противоположное.
— Кому предлагают?
— Мне.
— Ага, — сказал Дима, — значит, в тебе уже трое?
— Как трое?
— Первый, второй и тот, кому они предлагают.
— Ты цепляешься к словам. Я могу по-другому сказать. Когда я пытаюсь принять решение, я все время натыкаюсь в себе на кого-то, кто принял прямо противоположное, и именно этот кто-то потом все и делает.
— А ты?
— А что я? Когда он появляется, я им и становлюсь.
— Так значит, это ты и есть?
— Но я ведь хотел делать прямо противоположное.
Митя надолго замолчал.
— Эти двое как бы делят мое время, — заговорил он опять. — Один — это настоящий я, окончательный, тот, кого я считаю самим собой. Тот, кто хочет лететь к свету. А второй — это временный я, существующий только секунду. Он тоже, в общем, собирается лететь к свету, но перед этим ему необходим короткий и последний отрезок тьмы. Как бы проститься. Кинуть последний взгляд. И что странно, у того меня, который хочет лететь к свету, есть вся жизнь, потому что он и есть я, а у того, кто хочет лететь к тьме — только одна секунда, и все равно…
— И все равно ты постоянно замечаешь, что летишь во тьму.
— Да.
— И тебя это удивляет?
— Очень.
Дима кинул за борт скомканную конфетную бумажку и следил за фантиком, пока его не накрыла полоса пены от винта.
— Вся жизнь ночного мотылька, — сказал он, — и есть эта секунда, которую он тратит, чтобы попрощаться с темнотой. Ничего, кроме этой секунды, просто нет. Понимаешь? Вся огромная жизнь, в которой ты собираешься со временем повернуть к свету, на самом деле и есть тот единственный момент, когда ты выбираешь тьму.
— Почему?
— А что еще может быть, кроме этой секунды?
— Вчера. Завтра. Послезавтра.
— И вчера, и завтра, и послезавтра, и даже позавчера тоже существуют только в этой секунде, — сказал Дима. — Только в тот момент, когда ты о них думаешь. Так что если ты хочешь выбрать свет завтра, а сегодня попрощаться с тьмой, то на самом деле ты просто выбираешь тьму.
— А если я хочу перестать выбирать тьму? — спросил Митя.
— Выбери свет, — сказал Дима.
— А как?
— Просто полети к нему. Прямо сейчас. Никакого другого времени для этого не будет. Источник: В.Пелевин, "Жизнь насекомых", издательство "Вагриус", 2003 г.

[Алеша]

За малышей, спасибо тебе огромное... иногда, так в жизни все неясно и непонятно, что сложно понять и определиться в правильности тех или иных своих действий..., но посмотрев глазами ребенка, все кажется таким простым ...спасибо...