Рассказы о самоубийстве

Не торопись (часть 2)

Рафаэль.

 Это было наипревосходнейшее, добрейшее время. Благое время исцеления Катрины. Я лежал в ее скучной палате на соседней кровати и наблюдал за физическим и душевным выздоровлением моей беспечной подруги. Вид ее улучшался день ото дня, щеки розовели, в карих глазах появился добросердечный свет. Каждый день я повторял себе: «Завтра я должен улететь, похоже, жизнь Катрины налаживается. Старик, ты здесь больше не нужен». Но что-то останавливало меня. Я не торопился. Во-первых, покидать Катрину не хотелось. За столь короткий срок эта неординарная девушка стала для меня по-настоящему близким человеком. Во-вторых, я понятия не имел, куда отправиться дальше. Ощущать себя относительно живым, что-то чувствовать, я мог только поблизости с ней – живя ее переживаниями, настроением, неподдельными эмоциями.
 И вот настал радостный день выписки Катрины. Я пребывал в благодушном расположении духа и, чтобы скоротать время, решил вылететь на больничный двор. Не хотелось быть свидетелем трогательного прощания Катрины и Александра. Я хоть и Призрак, но не позабыл врожденного чувства такта. Что-то подсказывало мне – их встречи не закончатся с уходом Катрины из больничной палаты. Александр нравился мне, от него веяло морским воздухом, победоносным ветром перемен и свежестью летнего дождя. Этот человек не мог причинить вреда моей юной ранимой подопечной.
 Могу с полной уверенностью утверждать – я был неимоверно счастлив! Счастлив как никогда. Давно мне не доводилось радоваться за кого-то, испытывать приятный душевный подъем и невероятную легкость. Я увидел, как Александр вошел в палату с букетом цветов в руках, и предпочел поскорее вылететь в окно.
 Этим утром светило солнце, легкие, воздушные облака подгонял несильный ветерок, город проснулся и наполнился бегущими людьми. Я встал, словно живой человек, посреди перекрестка и, раскинув руки, поднял голову к небу. И не важно, что в это время через меня пробегают горожане и проносятся машины. Мне хорошо! Ничто меня не волнует, ничто не беспокоит. Моя Катрина выздоравливает!
 Неподалеку от оживленного перекрестка я заметил столпотворение людей, но не обратил на это пристального внимания, продолжая блаженно рассматривать облака, как вдруг ощутил сильнейший, стремительный толчок! Невероятно! Кто-то вжался в меня, обхватив накрепко мою шею, и, судя по всему, не собирался отпускать. От неожиданности я растерялся, так как давненько не ощущал на себе ничьих прикосновений, а придя в себя, испугался и рассердился. С трудом высвободив руки, я стряхнул с себя цепко прилипшее ко мне существо и увидел юношу. Он не отпустил меня, а громко, истошно и испуганно закричал, вцепившись мертвой хваткой в мою ногу:
 – Помогите мне, помогите! Не хочу обратно! Не хочу туда!!! Избавьте меня от них!
– Куда туда? Отцепитесь от меня, молодой человек, вы, вероятно, меня с кем-то перепутали.
– Нет! Не просите меня отпустить вас, я этого не сделаю, вы можете бить меня, ругать, кричать, но я не отпущу вас ни за что! Посмотрите туда, видите, там у поворота стоят двое? Это за мной!!! Они не должны поймать меня!
– А-а… эти черненькие… видал я их где-то… они вроде бы приходят за страшными, проклятыми небом и землей грешниками. А ты кто, юноша? Только что попал сюда?
– Сегодня утром я прыгнул с крыши вон того здания, чтобы покончить со всем, но оказалось, что я вовсе не умер! Стало еще хуже! Не отходите от меня, я вас умоляю!
– Так ты самоубийца. Отойди от меня, хоть моя память будто стерта с белого листа ластиком, но я точно помню, что за самоубийцами как раз и приходят эти самые в черных облачениях, от которых ты пытаешься убежать. Раньше надо было думать. Я не клуб помощи самоубийцам-малолеткам, отпусти мою ногу! Пусти!
Но кучерявая, взлохмаченная голова юноши не пошевелилась. Он накрепко вцепился в мою ногу, что сделало невозможным мое дальнейшее передвижение куда бы то ни было.
 С раздражением и беспокойством я посмотрел на городские часы, еще немного – и Катрина покинет больничную палату. А мне так хотелось быть рядом с ней в такой важный, прекрасный, переломный момент ее жизни. И тут вдруг этот бесцеремонный мальчишка, непонятно откуда свалившийся на меня. Я глянул в сторону и увидел две бесовские, высокие фигуры в черных облачениях. О-о, не вызывает сомнений – это те, при чьем малейшем приближении в жилах стынет кровь, если, конечно, она еще у вас имеется. Немеют конечности и даже самые смелые подвергаются параличу страха от их безжалостных, адовых ухмылок. Не хотелось бы мне с ними встречаться. Чего доброго, этот перепуганный юнец навлечет на меня немалые неприятности.
– Отпустите меня, юноша, пожалуйста, и имейте смелость посмотреть правде в глаза, – я приподнял перепуганного юношу за подбородок. Глаза его, черные, широкие, большие были не просто напуганы, они выражали непомерный, животный ужас и смотрели на меня, как на последнюю инстанцию своего спасения. Лучше бы я в них не заглядывал, что-то неприятно сжалось у меня внутри:
– Ты умер, ты покойник. И тебе придется смириться с этим, чем быстрее, тем лучше. Я так понимаю, никто не бросал тебя с крыши, не принуждал, поэтому не удивляйся тому, что «сказки» про потусторонних человечков оказались не вымыслом и чьей-то фантазией, а правдой. Мне очень жаль, но эти демонические создания явились за твоей душой.
– Нет, нет, нет! Хотите вы этого или не хотите, я не отпущу вас ни за что!!! – юноша крепко обвил меня худыми руками и, несмотря на все мои усилия, высвободиться из его объятий мне не удалось.
– С чего ты решил, юноша, что я – твое единственное спасение? – вздохнул я и невольно отметил краем глаза, как две сатанинские фигуры на углу улицы терпеливо выжидают, бросая на нас враждебные, бешенные, нетерпеливые взгляды. Адовы фигуры замерли, не двигались вперед, но я понимал: они видят каждый наш взгляд, жест и слышат каждое произнесенное нами слово.
– Я вам все объясню! – торопливо залепетал юноша, продолжая крепко сжимать мои ноги. – Когда я падал с крыши… перед этим решил, что это будет конец, конец всему! Думал, все закончится… и я облегчу жизнь своим близким. Моей семье будет легче жить без такого неудачника, как я…
– Редкой красоты идиотизм… – Я закатил глаза, равнодушно выслушивая признания малолетнего самоубийцы, который говорил быстро и сбивчиво, пытаясь донести до меня смысл произошедшего.
– Когда я падал, падал и падал с крыши вниз, у меня промелькнула мысль: невозможно падать так долго. Тем не менее, я продолжал падать. Только падал я не с крыши дома, а в темную, бездонную, душную дыру. Нет, в пропасть! В воронку! Не знаю, как более точно назвать этот тоннель. Но пока я проваливался вниз, начал слышать голос. Низкий, издевательский голос, который вызвал во мне такой ужас, какого я не испытывал при жизни никогда и нигде! Этот жестокий голос звучал будто во мне, будто везде, пронизывая темную яму, он был в самом пространстве, жил в нем!!!
Меня, как и юношу, сковал животный страх, но я не подал вида и решился задать вопрос:
– Почему ты вцепился именно в меня? Что говорил тебе этот… голос?
– Каждое слово выжгло в моей памяти огненные буквы навечно, я могу повторить сказанное с точностью слово в слово!!! Вот что вкрадчиво шептал голос, то смеялся, то с нечеловеческой ненавистью шипел, но больше всего демонически издевался надо мной:
«Отчего на тебе теперь нет лица, мой юный раб навеки, Рафаэль?
Когда ты решился умереть, о чем ты думал? Тебе было себя бесконечно жаль!
Нескончаемая, ни на чем реальном не обоснованная жалость, жалость к самому себе – это мое произведение. Одно из великолепнейших изобретений, среди изобилия психологических уловок, мною так любимых. Можешь ли ты вспомнить сейчас, раб мой Рафаэль, причину, по которой испытывал острую вселенскую грусть и тоску? Нет? Не можешь? Сейчас причины кажутся сверхсмешными и незначительными? Еще бы!
Потому, мой глупый, наивный мальчик, сделай акцент на слове «мой», этой причины не было и в помине! Но! Я не был бы гением отшлифованного зла, если бы не умел внедрить огромное, процветающее зло-печаль в ма-а-алюсенькую, узкую, еле заметную лазейку. Ты мне эту лазейку предоставил сам. О чем ты размышлял каждый день, возвращаясь из школы домой? О себе! Ты думал исключительно о себе! Ты был зациклен на собственной, неповторимой персоне! Не видел огромного, разнообразного, кишащего жизнью мира вокруг! Не замечал ни семьи, ни друзей, ни сестры, ни матери, которая спустя пару часов, совсем немного осталось, сойдет по тебе с ума! Кстати, мне очень импонирует твоя сестра Надежда, но о ней мы поговорим чуть позже. В твой закрытый, замкнутый ото всех вакуум, я посадил зернышко жалости к самому себе и поливал его ежедневно, ежечасно, ежеминутно, ежесекундно. И вот! Свершилось! В один прекрасный, великолепный, просто-таки чудный для меня день, ты решился! «Весь мир не понимает меня! Я здесь чужой! Мне так больно жить! Жизнь несправедлива! Пора со всем этим закончить и забыться навсегда!». Знакомые фразы?
Тебе бы стоило видеть лицо твоего Ангела-Хранителя, когда ты поднимался вначале на лифте, а потом взбирался по лестнице на крышу высотного здания. Он даже пытался оттянуть тебя за шиворот, но что может сделать ангел, если человек добровольно принял несгибаемое решение? Ангел не создан для того, чтобы указывать тебе. Ангел создан для того, чтобы служить и уважать твой выбор. И ты выбрал в тот день меня! Знал ты меня или не знал, хотел ты в меня верить или не хотел, но ты выбрал меня! А мне дорог каждый из вас! Каждый! Почему? Об этом тоже чуть позже, время позволяет, у нас впереди вечность.
Ты так здорово раскроил свои мозги при падении, что их пришлось действительно собирать с асфальта, такое убогое серое вещество. Твой Ангел-Хранитель рыдал. О, как он рыдал, но что поделать? Он бы никогда не позволил тебе оказаться здесь, поэтому я знал, на что тебя взять. А на что еще, когда к деньгам и девчонкам ты был практически безразличен? Не врал, почти не врал, не воровал, оставалось загнать тебя в угол себя самого, научить ложному самокопанию, а потом добить тебя незначительными мирскими неприятностями. Это легко, в некоторой степени даже забавно наблюдать за такими, как ты. Но кто может устоять перед моим бережно скопленным, богатым, несравненным опытом, складывающимся за тысячелетия, день за днем, час за часом? Это хорошо, мой раб Рафаэль, что ты довел все до конца. Знаю я вас, романтиков, сегодня мы согласны на самоубийство, завтра мы передумали, послезавтра еще хуже, подались на поиски «светлого, чистого для бессмертной души».
Знаешь, когда ты немного колебался там, на крыше, мне так хотелось наподдать тебе сзади, я уж испугался – не прыгнешь. Но ты молодец – бесстрашно прыгнул! Это было лучшее, что ты мог для меня сделать! Мо-ло-дец ! Отныне ты со мной здесь навеки. Новое для тебя слово «вечность», не правда ли, раньше ты мало задумывался над его значением. С этого дня все иначе. Здесь нет времени, оно осталось та – позади. Добро пожаловать в ад, мой юный раб, Рафаэль».
Вслед за речью раздался стальной, измывательский хохот. И… глумливый хохот стих внезапно. Я упал в мутный, вязкий кошмар, просачивающийся в мозг, удушающий, давящий, не позволяющий дышать, а лишь заглатывать горячие, душные испарения. Вынужден был шагнуть на слой теплящегося, толстого пепла, перемежающегося с красными, обжигающими искрами. Черно-серая пыль разлетелась под ногами, мягко поднялась вверх и плотной густой пеленой из сажи осела на обнаженных руках и ногах. Моя нога ступила на нечто мягкое, покачивающееся, словно желе в полумраке. Рассмотреть этот предмет или не предмет не представлялось возможным – мрак и хруст угля покрывали все. Я только понял, что овальная, вытянутая форма чуть сотрясается в трясущемся колебании и испускает непередаваемое, адское зловоние. Я отпрянул с глубоким отвращением, захотелось вырваться из этого нескончаемого кошмара, но неведомая сила толкнула меня обратно к зловонному, трясущемуся, гадкому желе.
Нечаянно наступив ногой на расплывшуюся по земле, спрятанную под толстым слоем пепла, упругую массу, я ощутил, как мягкая оболочка лопается под ногами негромкими хлопками и разлетается далеко в стороны, выбрасывая наружу коричневатый, трупный, гнойный смрад и мертвых червей. От бессилия и невозможности сделать что-либо, я закрыл глаза и заскулил, как щенок, признавая свою полную беспомощность и поражение. В ушах все еще слышался издевательский хохот. И я понял: желаю я того или нет, закрываю глаза или нет, но вижу все, что мне так не хочется видеть. Попросту говоря, я не мог закрыть глаза. Здесь исполнялась не моя воля, здесь исполнялась воля хозяина ада. Я плакал, плакал, но шел туда, куда влекла меня неведомая сила. Зловоние усилилось до невероятных пределов, проникло во всю мою сущность, во все мое оставшееся существо, и, кажется, я умираю еще раз, погибаю, не в силах вынести смертельный, непрекращающийся мертвый смрад. Все мои конечности отяжелели, безжизненно обмякли и члены, вместо жизненной крови, наполняются коричневыми мелкими, вяло копошащимися червями. Хочется закри133
чать, но сжатое судорогой горло не выдает ни звука. Не родившийся крик тонет в вязкой, поглощающей силу и жизнь черной массе злорадной мертвечины. Хочется вырваться из липкой, удушающей массы! Я задыхаюсь, воздуха не хватает, его там нет! Воля и конечности парализованы чьей-то неведомой чужой волей, придавившей ее, словно свинцом, к желеобразному смердящему червю, состоящему из миллиардов мелких коричневато-желтых червей, образующих из себя слова: ПРОИГРАВШЕМУ – СМЕРТЬ. А потом кто-то сжал стальной хваткой мою ключицу, кости и мышцы захрустели, я беспомощно изогнулся, острые когти медленно, с наслаждением вонзились внутрь тела, скорее внутрь моей души. Я понял – это конец. Конец всему. И неожиданно для себя вспомнил последнее, что увидел там, в жизни, лежа на асфальте, пока умирал, испуская последний вздох жизни. Я вспомнил, как вы стоите посреди дороги, раскинув руки в стороны, и смотрите в небо! Когда все это живо встало перед моими глазами, внезапно я оказался рядом с вами. Я не отпущу вас!!! Не отпущу вас ни за что!!!
– Мальчик мой, это была всего лишь малая часть преисподней, ты даже не опустился в нее наполовину… Это была, так сказать, прихожая, ты еще не успел раздеться и повесить пальто на вешалку.
    – Я не хочу туда! Я хочу обратно! Домой! Я жить хочу!!! Хочу исправить!!!
    – Не получится. Ты окончательно мертв.
    – А может, вы мой ангел-хранитель? Почему эти двое в черном отходят, когда я рядом с вами? – Рафаэль крепко сжал мою руку.
– Я точно не ангел. Не-ет, точно не ангел. Послушай, у меня были свои дела, которые не ждут, пока ты не свалился на меня со своими проблемами с чертями и россказнями о преисподней. Я тебе ни папа, ни мама. Которые, видимо, чересчур с тобой сюсюкались, иначе ты бы с крыши не сиганул, если бы твоя голова была занята более полезными вещами. Поэтому, еще раз тебе повторяю, мне пора идти, отпусти меня.
– Нет. Я пойду с вами куда угодно. Сделаю что угодно, только не гоните меня. – Рафаэль не собирался отпускать мою руку, постоянно с ужасом посматривая в сторону темных фигур. Фигуры в черном, закутанные с ног до головы в длинные плащи, не двигались. Но было видно, они, словно пумы в засаде, готовы стремительно и безжалостно броситься на свою жертву, как только она совершит неверный шаг. Под плащами угадывались проблески пламени, как я догадался ¬– адского.
Мне сделалось жутко от их близкого присутствия, и я резким движением высвободился из объятий мальчишки и взмыл в воздух. Лететь было тяжело. Мальчишка мертвой хваткой вцепился в мою ногу. Двое в темном облачении поднялись за нами.
Я торопился, как мог, моя задержка непростительна! В этот день я должен быть рядом с ней. До меня донесся аромат лета, я посмотрел вниз, Катрина вышла из больничного парка и двигалась в сторону автобусной остановки. Редкие снежинки падали на ее пушистую, белую шапочку и длинный, обмотанный вокруг шеи шарф. Она шла, медленно рассматривая прохожих, глядя на витрины магазинов, то подставляя ладонь в перчатке навстречу падающим снежным хлопьям, то отдергивая руку. Катрина улыбалась. Я был счастлив, почти счастлив, если не считать небольшого недоразумения, повисшего на моей ноге. Катрина пришла на остановку, присела на скамейку и взглянула на часы, я не стал подлетать к ней слишком близко. Я тяжело вздохнул и посмотрел на вцепившегося в меня юношу:
    – Ты хоть понимаешь, что я не решение твоих проблем? Рано или поздно тебе, к моему великому сожалению, в любом случае придется оказаться в объятиях тех демонов, что идут за тобой по пятам.
– Я понимаю… но отпустить вашу ногу у меня не достает смелости и сил. Я не могу добровольно отправиться к ним. Поймите меня… пока я рядом с вами – они держатся на расстоянии.
– Не пойму, по какой причине они не приближаются ко мне, чтобы просто не схапать тебя. Что за молодежь пошла? Один вены вскрывает, второй с крыши сигает. Мне, я просто уверен в этом, в моей жизни точно некогда было заниматься подобными глупостями. Я наверняка учился чему-то, потом работал, прожил жизнь достойно в покое и радости, именно по этой причине эти двое не приближаются ко мне. А ты, желторотый юнец, не успев опериться, прыгнул в самую глубину ада, не успев сообразить, что жизнь это не веселый концерт, где все пляшут только под твою скрипку. Жизнь – это постоянная череда побед и неудач, и то при том условии, что ты сам прилагаешь какие-то усилия для того, чтобы неудачи сменялись победами. Эх! Мне бы на место живых…
– И мне! – Рафаэль с мольбой взглянул на меня большими карими глазами.
– Как быстро ты поумнел. Просто-таки в считанные часы, – я не смог удержаться от сарказма.
Плавно подъехал автобус, Катрина впрыгнула в раскрытую дверь, а я предпочел лететь по воздуху за автобусом. Мой новый друг по-прежнему крепко держался за мою ногу. Что мне с ним теперь делать, я понятия не имел, но ввести его за собой в дом Катрины не имел права, ведь за нами по пятам следовали две мрачные фигуры. Следовало избавиться от моего юного друга, и только после этого я мог позволить себе вернуться к ней, чтобы убедиться – она полностью исцелена от своего мрачного недуга.
Сейчас я оторвусь от него, молодой, новоиспеченный призрак не сможет угнаться за таким опытным виртуозом, как я. Ничего не сказав, даже не взглянув на моего нового приятеля, я взмыл высоко-высоко в небо со скоростью, на которую только был способен. Понесся в космическую даль, минуя Луну, не обращая внимания на метеориты, ведь они не могли принести мне никакого вреда. Несколько раз я облетел Землю, рассматривая множество незнакомых мне предметов в космическом пространстве. Странные штуки парили в невесомости, их предназначение было мне незнакомо. Залюбовался бесконечной россыпью звезд, подмигивающих мне голубым, красным и желто-белым мерцающим светом. Неохватность вселенной заставила меня ощутить свою незначительность, малозаметность в безбрежном океане звезд, и я поторопился спуститься на Землю, пока меня не засосало в какой-нибудь судьбоносный временной поток.
Подо мной пронеслась волнообразная пустыня, пески которой ветер тщательно сдул в рыже-красные барханы. Я миновал крутые горы с застывшими вершинами в густых облаках, пролетел над океаном, где играли гигантские киты, выбрасывая хвостами огромные брызги на поверхность водной глади. Миновал зеленые, пестрые тропики, замедлив над ними свой ход, чтобы ближе рассмотреть окрас ярких, незнакомых мне цветов и истошно кричащих пестрых попугаев. Если бы я был жив, обязательно сделал бы все возможное, что было бы в моих силах, дабы добраться до самых дальних, интересных, экзотических уголков планеты и вдохнуть настоящий запах разнообразной растительности. Как можно было добровольно отказаться от этого в человеческой жизни – я не понимал.    Рассматривая синекрылую бабочку, присевшую на широкий лист ползущей вверх лианы, я отметил, что наконец-то я один. Одиночество приятно радовало. Я с довольством ухмыльнулся и решил: пора возвращаться в заснеженный город Катрины. Силой мысли и концентрированным желанием я представил город, его мосты, переброшенные через темную холодную реку, порт, старые мачты кораблей и … оказался сидящим на одной из старых мачт. Вот что творит сила желания призрака! Окинул взглядом знакомые огни города и облегченно выдохнул.
И тут я ощутил беспокойство, что-то насторожило меня, повернул голову влево и увидел сидящего рядом со мной Рафаэля, невозмутимо болтающего ногами на весу.
– Как? Как тебе удалось не потерять меня?
– Поначалу, я конечно, не успевал за вами, отстал, но вся моя сила желания была настолько велика быть возле вас, что как только я думал об этом, оказывался поблизости.
– Понятно… сила желания призрака… работает не всегда, но тебе удалось накрепко прицепиться ко мне. Какой ужас… – я закрыл лицо ладонями, признавая свое поражение.
– Вы так не переживайте, я буду незаметным, неслышным, невидимым для вас, только не прогоняйте меня. – Рафаэль сложил ладошки лодочкой и, раскрыв и без того большие глаза, сделал их еще больше и круглее, вперив в меня умоляющий взгляд.
– У привидения появилось свое личное привидение! Анекдот да и только!
– Я буду самым тихим привидением в мире.
– Видишь ли, мальчик мой… я не совсем один. Мне следует быть, временно, возле одного человека. – Я раздумывал, стоит ли рассказывать Рафаэлю о Катрине. – И этот человек мне по необъяснимой причине дорог.
– Так вы являетесь личным привидением этого человека?
– Не совсем так… Этот человек вышел два дня назад из больницы. Я еще немного понаблюдаю за этим человеком, а потом… потом исчезну из ее жизни.
– Так это она! И куда вы отправитесь потом?
– Понятия не имею. Мою память будто ластиком стерли.
– В любом случае вам будет со мной веселее.
– Не сомневаюсь! – И тут я поймал себя на мысли, что давным-давно так не разговаривал. Точнее я прислушивался, невольно подслушивал – такое случалось со мной каждый день. Но чтобы меня слышали и мне отвечали – это было удивительным ощущением!
– Как ее зовут?
– Катрина.
– Мне в школе тоже одна девочка нравилась…
– Болван! Это не то, что ты думаешь! И не смей больше разговаривать со мной на эту тему! Кто-то пообещал быть самым тихим привидением в мире, сдержи обещание – будь им. А мне пора навестить Катрину! – я отчего-то рассердился и взял курс в сторону известного мне дома.
Заглянув в окно, я увидел, как Катрина куда-то собирается, туго повязывает шарф, натягивает перчатки, берет в руки сумочку и направляется к двери. Рафаэль поднялся следом за мной и тоже заглянул в окно.
– Это она? Какая красивая…
– Сейчас мы немного проследуем за ней. – И я спустился к парадному входу подъезда. Катрина бодро шагала по тротуару, повернула в цветочный киоск и вышла из него с двумя белыми калами в руках. Затем присела на скамейку и стала торопливо искать в сумочке телефон. Кто-то звонил.
– Привет, Александр! Я решила заехать на кладбище. Почему такой выбор? Да ничего страшного, давно не была на могиле отца, мне многое хочется ему рассказать. Заберешь меня сейчас? Хорошо. Ты поедешь со мной? Я согласна. Жду. – Катрина положила телефон обратно в сумочку, взглянула на часы и улыбнулась.
– На могилу отца… Значит, ее отец умер… Бедная девочка… – Я стоял неподалеку от Катрины и наблюдал за ней.
– Чем это здесь так приятно пахнет? – Рафаэль принюхался. – Чем-то знакомым, земляникой? Здесь где-то продают землянику? Или пекут пирожные с земляничным кремом?
– Это от нее веет запахом земляники, я рад, что аромат усилился. Отныне ты не ощущаешь земные запахи, на смену им пришли другие. Об этом я тебе расскажу после, не сейчас. – Я заметил, как подъехала машина Александра, притормозила, Катрина села в авто, и автомобиль вновь двинулся с места. Мы следовали за ними в сторону старого кладбища.
Старое кладбище располагалось недалеко от города, лететь пришлось недолго. Тишина и покой царили во всех уголках среди высоких вековых деревьев, декоративных кустов и припорошенных снегом оград. Надгробия и памятники сурово молчали, скрывая под собой каждый свою, не разглашаемую историю. Катрина двигалась в сторону семейного кладбища, где уже несколько веков подряд ее предки предавались покою. Там же находилась могила ее отца. Я следовал за ней и Александром, Рафаэль не отставал, две фигуры в черном держались на расстоянии, но не теряли нас из виду.
Оставляя мокрые следы на мягком снегу, Катрина шла по узким дорожкам, рассматривая чужие надгробия, лицо ее было серьезно и сосредоточенно. Она повернулась к Александру:
– Я должна попросить у отца прощения…
– За что? – Александр тоже был серьезен.
– Ты сам знаешь за что. – Катрина повернулась и медленно двинулась вперед. – Это наше семейное кладбище. Вон там покоится мой прадед, там дед и бабушка. Это могила отца.
Катрина положила на припорошенный снегом холмик две белые калы.
Я пришел в замешательство, внезапно мой ум прояснился и что-то распахнулось в моем призрачном разуме! Я понял, что когда-то давно был здесь. Да! Да! Именно на этом месте я когда– то стоял, будучи человеком! Я вспомнил, я… Кролл! Я всмотрелся в могильные плиты: Кролл – это мой сын, нет, не сын, это мой внук, где-то должен покоиться мой сын. Надпись… Кролл… слегка поросшая мхом, с тусклыми размытыми буквами… Это мой сын! И где-то здесь должен покоиться я! Невероятно! Значит, Катрина Кролл является моей правнучкой! Вот почему меня так тянет к ней! Вот почему именно я оказался с ней рядом в ту роковую для нее минуту. Ее время не пришло, и кто-то приблизил меня к ней, предварительно стерев мою ненужную память, словно ластиком. Это дите – моя правнучка! О, Боже! Как же это головокружительно – вновь ощутить свою причастность к людям! Катрина, деточка моя! Проси прощения у своего отца! Проси! Наш род жизнелюбов никогда бы не смог понять и принять твоего поступка! О-о! Если бы ты знала, чем славился наш род! Тут моя память вновь оборвалась, словно кто-то включал и выключал ее, нажимая неведомую мне кнопку. Я был счастлив, мне хватило того, что я вспомнил! Так, судя по дате на могильной плите, пожил я славно на белом свете, сын мой немного меньше. А внук и вовсе подкачал. Отчего же ты так рано покинул мир живых?
Катрина повернула серьезное лицо к Александру:
– Мой отец умер от рака. Так быстро, что мы с мамой никак не могли поверить в произошедшее…
Ах вот оно что… Мой внук скончался от какой-то неизвестной мне болезни. Бедная девочка, росла без отца, неудивительно, что ты запуталась в этой жизни. Боже! Она моя правнучка! Она мой потомок! И мой потомок надумал так непростительно покончить с собой! Рафаэль! Рафаэль! Где ты, Рафаэль? Куда ты делся? Мне не терпелось поделиться радостью с моим новым другом, но Рафаэль исчез. Мне бы обрадоваться, что я наконец-то избавился от его присутствия, но случилось странное: я заволновался и полетел его искать. Вот что творит с душой невероятная радость! И тут я увидел тех двоих: они стояли и смотрели в сторону нового кладбища, где проходили свежие захоронения. Мне стало тревожно, и я отправился туда.
Рафаэль стоял у тонкого дерева, по его лицу я понял – произошло нечто страшное, парень даже позабыл о двоих в черном облачении, он словно не замечал их, глядя в одну сторону. Я приблизился и увидел людей. Живых людей у свежей могилы. Девушка и женщина с неживыми, безумными глазами. Они молча стояли у двух холмиков, девушка поддерживала под локоть пожилую женщину, хотя, было видно по всему, ей самой требуется помощь и утешение. Я подлетел к Рафаэлю, всем своим видом он выражал такое отчаяние, которого я не наблюдал ни на земле, будучи живым, ни здесь, в своей призрачной жизни. Увидев мой немой вопрос, который я не решался задать, Рафаэль произнес:
– Это мои похороны. Там мои мать и сестра.
– Мне страшно спросить, но отчего там… две могилы?
– Там мой отец. Я убил его.
Юноша присел у дерева, закрыл лицо руками и закричал во весь голос. Это был не крик, это был длинный, бесконечный стон, разливающийся по кладбищу, слышимый только мной и двумя демоническими фигурами в черном. Этот вой-стон продолжался долго, Рафаэль не отрывал безумного взгляда от сестры и матери, а потом со словами:
– Я чудовище! Я самое грязное, безжалостное, черствое чудовище! Мне надо к ним! – он побежал в сторону демонов, что давно поджидали его и ходили кругом, словно голодные хищники. – Пусть они утащат меня на самое дно ада! Я это заслужил! Посмотри на мою сестру, что я сделал с ней! Она стала взрослой! Ты видел ее глаза? Посмотри в них, посмотри! А мать! Она вовсе обезумела! Я не могу этого видеть! Я никогда этого не забуду! Никогда! Их лица всегда будут стоять перед моими глазами! Мой отец, он был святой, он жил для нас, все делал для нас. Он попадет в рай и это будет справедливым! Мы с ним никогда не увидимся, потому что я проклят! Я тварь, никчемная жалкая тварь! Что я сделал с ними!
Двое в черном с готовностью ринулись навстречу Рафаэлю, он обреченно опустил голову, покорно ожидая их приближения. И в этот момент я понял, что не допущу этого, я знал, что это случится рано или поздно, но не сейчас, ни при мне! Я схватил Рафаэля крепко, крепко, он ударил меня по руке, по лицу, пытаясь вырваться. Двое в черном приближались все ближе и ближе, я ощутил, у меня застыли волосы на голове от адского пламени и обожгло тело зловонным дыханием смерти. Рафаэль упал подо мной, я обнял его, обхватив накрепко тело, демоны немного отступили, но, как и прежде, не сводили с нас плотоядных глаз.
– Подожди! Да подожди ты! Здесь ничего не происходит просто так! Во всем есть связь и смысл! Если они не могут тебя утащить в тот момент, когда ты приближаешься ко мне – это что-то значит! Я только что узнал, что я прадед Катрины! Поэтому я оказался рядом с ней на земле!
– Что из того, что ты прадед или дед Катрины! Я мразь, я трус и подлец! Смотри, что я сделал с ними! Посмотри в их сторону, и ты сам швырнешь меня в недра ада!
– То, что ты идиот редкостных каратов, это я знал с первой минуты нашего знакомства! Но подожди! Туда, к демонам ты всегда успеешь! В любой момент! Как только я отпущу тебя и отойду на чуть большее расстояние. Я не твой ангел-хранитель, я был просто человеком, тебе не кажется странным, что эти двое, истекая злобой и жаждой уволочь тебя с собой, не могут прикоснуться к тебе? Может быть, можно все исправить?
По кладбищу разнесся еще один душераздирающий стон. Рафаэль обмяк, выпустил мою руку и простонал:
– Как? Ка-ак исправить? Это невозможно исправить, я умер. Я убийца. Я убил отца. Я практически убил мать. Я испортил жизнь сестре. Как? Как я мог считать тогда, будучи живым, что не нужен им? Что владело мной? Безумство или эгоистичное умопомрачение? Призрак, скажи мне, призрак, отчего я раньше не понимал их любви? Отчего надуманные проблемы казались огромными? Отчего я не мог просто жить и радоваться? Зачем я родился, чтобы принести им столько боли?..
– Ты умнеешь на моих глазах просто по часам… прости… давай уйдем, не смотри туда…
– Как я могу не смотреть в ту сторону? Может быть, я никогда больше не увижу их. – Рафаэль впился пальцами в мою руку. – Я тупица. Я самый большой тупица на свете.
Краем глаза я заметил, как Катрина и Александр уходят по узкой дорожке в сторону кладбищенских ворот, они навестили мертвых и отправились в мир живых. Две белые калы остались лежать на невысоком холмике, припорошенные мелким снегом.
Рафаэль стоял, как вкопанный, и смотрел на сестру и согнувшуюся над могилой мать. Женщина и девушка не обращали никакого внимания на суетящихся вокруг них людей, не замечали ни сочувственных взглядов, ни стекающих по щекам слез, ни холодного ветра, ни колких снежинок. Пожилая женщина повернула вдруг озарившееся светом лицо и спросила девушку:
– А Рафочка вернулся уже из школы? Его надо накормить, он будет нас искать. Пойдем домой, – и она настойчиво потянула девушку за руку, уводя от свежих могил. Но девушка не смогла идти. Она опустилась на колени, закрыла лицо руками и прокричала сквозь безутешное рыдание:
– Я люблю тебя, Рафа, и не-на-ви-жу!!!
Рафаэль подбежал к сестре, хотел обнять, но руки прошли сквозь нее. Он кричал, но она не слышала:
– Прости меня, Надя, прости меня! Я не знал, я не знал, что все будет так! Я трус… прости меня…
Он опустился рядом с сестрой на снег и зарыдал. Надя больше не подавляла в себе тяжелые стоны и боль, они вырвались наружу, выкрикивая непередаваемую боль душевных мучений. Мать стояла рядом, улыбалась и настойчиво теребила дочь за рукав:
– Пойдем, Надя, пойдем. Рафочка сейчас вернется, он проголодался.
Подошли какие-то люди, увели женщину в сторону машины, кто-то что-то говорил, поднимал Надю с земли, но она не желала уходить, не желала вставать, не желала прекращать рыдать. Рафаэль, словно парализованный, не двигался, не сводил глаз с сестры, которую тоже кто-то увел в сторону машины. Завелся мотор, машины двинулись с места и, плавно набирая скорость, скрылись из вида.
Я положил руку на плечо Рафаэля:
– Пойдем, я хочу тебе кое-что рассказать.
Рафаэль удивленно поднял на меня глаза и послушно последовал за мной. Молча, не говоря ни слова, я крепко сжал его ладонь и полетел на знакомую мне крышу. Мы опустились на белую ровную площадку. Я отечески потрепал парня по волосам и как можно дружелюбнее произнес:
– Можно сколько угодно раз повторять, что ты олух несусветный, но это ничего не изменит. Может быть, тебе станет немного легче, если я расскажу тебе, когда впервые я увидел Катрину. Когда я увидел ее, то совершенно не подозревал, что эта девушка моя правнучка, мне просто показалось удивительным то, что она источала запах лета посреди зимы…
И я говорил, говорил, говорил… Сам не ожидая, я рассказал Рафаэлю все. Рассказал о том, как полетел за Катриной, как следил за ней, как увидел несчастный финал ее несостоявшейся любви, как она, поддавшись отчаянию, совершила глупый, опрометчивый шаг. Рассказал о ее «приключениях» в морге, которые устроил ей Александр. Рассказал о том, как затаив дыхание, наблюдал день за днем за ее физическим и духовным выздоровлением. Как сердце мое трепещет до сих пор от радости, что жизнь моей правнучки налаживается, в ее сердце появилось желание жить.
Поначалу Рафаэль почти не слушал меня, взгляд равнодушно и отвлеченно бродил по окрестным крышам и затянутому облаками небу. Он совершенно не обращал внимания на двух демонов за нашей спиной. Которые все так же жадно ожидали часа, когда Рафаэль окажется в их распоряжении. Но по мере того, как я говорил, Рафаэль начал вслушиваться в мой рассказ, а под конец заинтересованно и с неподдельным удивлением спросил:
– Так значит, я не один такой. И даже твоя внучка пробовала свести счеты с жизнью…
– Мальчик мой, ты не можешь себе представить, сколько вас на этой земле, тех, кто заблуждается, полагая, будто жизнь – это покладистый, нескончаемый праздник без поражений. Зато ты не представляешь себе, что такое испытать огромное счастье, удовлетворение от жизни после того, как препятствия преодолены. Не представляешь себе, что значит обрести истинную радость после вереницы неудач. Это счастье, заработанное, достигнутое временем и трудом, пьется иначе. Оно вкуснее, приятнее и сочнее на вкус, это совершенно не то, когда тебе преподносят все на блюдце и уговаривают съесть кусочек от готового пирога. Жаль, но тебе не понять сейчас, о чем я говорю, это можно лишь самому испытать, прочувствовать.
– Если бы я мог все исправить… если бы я только мог… я бы никогда в жизни больше не подумал об этом. Я попробовал бы бороться, чтобы за вереницей неудач испытать счастье и выпить его крупными глотками. Я вам верю, вы наверняка прожили на Земле долгую жизнь, наполненную победами и поражениями.
– Это так, мой мальчик, времени на глупости у меня не было.
– Если бы я мог рассказать об этом там… на земле… я бы рассказал то, что испытываю сейчас. – Рафаэль обернулся назад, за его спиной,
не шевелясь, стояли две фигуры в черном. – Мне так не хочется туда… к ним… я никак не могу поверить в то, что со мной это происходит на самом деле. Как рассказать им?
– Это невозможно. Отныне тебя никто не слышит. – Я тяжело вздохнул, понимая, что мечта Рафаэля обречена на провал, ему лучше заранее смириться со своим положением и оставить безнадежные фантазии. Но он не унимался.
– Вы рассказывали мне, как летали вокруг той молодой женщины, блондинки, и она услышала вас! У вас получилось донести до нее свои мысли, значит, это может получиться и у меня.
– Это был необычный случай, та ситуация не предполагала другого выхода. Мне больше ничего не оставалось.
– Мне тоже больше ничего другого не остается, как внушить эту идею тому, кто находится там, в том живом мире, и пусть он напишет то, что так хочется сказать мне! Люди, не торопитесь сюда! Здесь проблемы не заканчиваются, здесь их становится еще больше, и здесь, в отличие от той, земной жизни, нет шансов что-то исправить. Я сказал бы так: люди, вы слышите самого большого дурака на свете, да, я дурак, глупец и бездарь, но так искренне хочу донести до вас то, что я сейчас чувствую… так хочу. Но не имею возможности. А если бы я мог, я взял бы самый большой микрофон, вышел бы на самую большую площадь самого большого города и закричал бы на всех языках мира: «Люди! Я прошу вас, цените жизнь! Не верьте отчаянью! Не верьте временным преградам, они не навсегда! Вас хотят обмануть, когда чей-то голос нашептывает вам, будто выхода нет, и единственный способ покончить со всем – это покончить с собой! Вас обманывают! Вы сильнее, умнее, талантливее! Не верьте тому голосу, что шепчет вам обратное! В нем заключается самая большая ложь! Не верьте своей тоске и отчаянью, не верьте». Вот что я прокричал бы на самой большой площади мира в самый большой микрофон. Призрак, скажи, долго еще я смогу прятаться за твоей спиной? Когда выйдет срок и мне придется отправиться с ними? – Рафаэль кивнул головой в сторону двух демонов.
Я обернулся назад. Вид демонов вновь вызвал во мне животный ужас, у них не было рогов или безобразной внешности. Но укутанные с ног до головы в черные плащи фигуры парализовали мою волю, если я продолжал на них долго смотреть. Все живое должно стремиться избегать их приближения, от них нестерпимо веяло смертью, не обыкновенной физической смертью, а смертью духовной. От них исходил запах червоточной могилы. Когда плащ одного из них чуть приоткрывался, мы с Рафаэлем видели проблески красного пламени и медленное шевеление лавы. Такое чувство, будто сама смерть приняла их образ, и под плащами ничего нет, кроме кромешной тьмы, пустоты и бесконечного ужаса. Я отвернулся. Рафаэль так же предпочитал больше не смотреть в их сторону.
– Не знаю, что тебе ответить. Предлагаю навестить мою внучку, а там посмотрим, куда и зачем мы отправимся. Я только что узнал, что она моя правнучка, и мне так хочется еще немного полюбоваться на нее.
– Хорошо, полетели, у меня в любом случае немного вариантов, как провести время. – Рафаэль вздохнул и поднялся вслед за мной. Две темные фигуры так же тронулись с места, не сводя с нас опустошенного, неживого взгляда.
Я первый влетел в окно квартиры, Рафаэль следом за мной. Катрина и Александр сидели за столом, о чем-то непринужденно болтали, смеялись. Перед ними лежал раскрытый старый альбом и пожелтевшие, черно– белые фотографии на столе. Я приблизился к ним и заглянул Катрине через плечо. Запах лета, свежескошенной травы и ягод порадовал меня. Моя правнучка верно возвращалась к жизни. Она смеялась, и это были лучшие звуки, издаваемые человеком на всей Земле. Катрина вытащила из альбома потертую старую фотографию и, положив ее перед Александром, пояснила:
– А это мой дед, в нашей семье существует легенда, что его отец, то есть мой прадед, был самым настоящим пиратом и промышлял в море, зарабатывая себе на жизнь не очень честным способом.
– Кто-то рассказывал, что честно трудился всю жизнь и у него не было времени на глупости. – За моей спиной раздался смешок, Рафаэль с любопытством рассматривал фотографию на столе. – Ваш сын очень похож на вас, как две капли воды, чувствуется пиратское происхождение.
– Мало ли чего потомки придумают, не мешай слушать, – одернул я Рафаэля, а сам пришел в замешательство: этого обстоятельства из своей земной жизни я совершенно не помнил.
– А потом, как гласит дальше наша семейная легенда, прадед встретил мою прабабушку, страстно влюбился и бросил свой пиратский промысел, став вести оседлый образ жизни благочестивого гражданина, – продолжила Катрина.
– Прабабушка наверняка была редкой красавицей, раз твой прадед решился на такой шаг. – Александр вертел в руках фотографию, – наверное, ты пошла в нее.
– Какие открываются интересные факты вашей биографии, – Рафаэль подавил очередной смешок.
– По крайней мере, даже если и правда, я успел пожить интересной, бурной и зажигательной жизнью! – Тут я понял, что сказал лишнее, Рафаэль сжался, обмяк и вновь загрустил. – Прости, я не хотел тебя упрекнуть, но что правда, то правда, судя по всему, пожил я на славу и пиратом, и раскаявшимся грешником. Времени даром не терял.. Бороздил моря… дышал свободой и ветрами, а потом отхватил красавицу и провел остаток дней у жаркого камина, коротая вечера и поглаживая верного пса, греющегося у моих ног.
– И умер мой прадед в небольшом провинциальном городке, заслужив репутацию добропорядочного гражданина. – Рассмеялась моя правнучка и отложила фотографию моего сына в сторону.
– Что я тебе говорил?! – Я обернулся к Рафаэлю, он стоял в дверях и покачивал головой, не в силах сдержать улыбку. – Пожил так пожил, ай да я!
Александр сделал последний глоток из кружки с остывшим кофе, посмотрел на часы и встал из-за стола:
– Мне пора, сегодня мое дежурство в больнице. Не забудь, завтра мы идем на балет. Я заеду за тобой. Впрочем, еще позвоню.
Когда Катрина поднялась вслед за Александром, чтобы проводить его до дверей, мы с Рафаэлем подлетели к фотографиям и с интересом стали
заглядывать в лица людей из моего прошлого. Рафаэль принюхался, повертел головой по сторонам и удивленно спросил:
– Вы говорили, что я не смогу отныне ощущать земные запахи, но сейчас я чувствую аромат роз. Да, именно так пахнут розы, это розы…
Я усмехнулся
– Да, здесь витает цветочный запах, но никакого отношения не имеет к земным запахам, когда двое людей испытывают друг к другу светлые, чистые чувства, так сказать, взаимную симпатию. Вокруг них начинает витать аромат, похожий на тот, который источает свежесрезанная роза.
– Так значит… это означает… что твоя правнучка Катрина влюбляется… точнее, у них начинается роман с Александром?
– Ты только сейчас это заметил? – Так значит, это правда, и любовь существует, у нее еще и свой запах присутствует. Она пахнет розами… Какой я дурак! Ведь тоже мог вырасти, влюбиться… Откровенно говоря, я сейчас понимаю, что эта… была дура дурой… и зачем я из-за нее с крыши тогда… У нее же в голове кроме того, что о ней подумают подружки, и как она будет выглядеть в новом прикиде,
никогда ничего не было. Ну почему, почему с каждым часом я ощущаю себя все больше идиотом?! Почему это все мне не приходило в голову там, на том свете? – Рафаэль вновь выглядел удрученным и поникшим.
– А потому, мальчик мой, что здесь отпадает все лишнее, и мы начинаем понимать и осознавать больше того, здесь нам открываются истинные ценности. Жаль, что приобрел их такой дорогой ценой… Мне действительно жаль… – Я не знал, что еще утешительного мог сказать Рафаэлю в тот момент, иногда лучше ничего не говорить и оставить своего друга наедине с самим собой. Рафаэль присел в углу комнаты и обхватил голову руками. У меня недоставало смелости смотреть в его глаза, в них читалось тихое, непередаваемое отчаяние и ужас перед неизбежным, молчаливое смирение дополняло печальную картину.
Вошла Катрина, вытащила из шкафа махровое полотенце и халат, отправилась в душ, а мы с Рафаэлем продолжали смотреть на ее действия, завидуя в душе тому, что вот сейчас она встанет под теплые струи воды, ощутит ее прикосновения кожей, сможет пенистой мочалкой пройтись по настоящей коже, через которую не проходят капли воды насквозь. Она вдохнет запах мыла, шампуня, геля или чего-то там еще, обернет волосы махровым полотенцем и небрежно бросит его после в сторону. Обычные действия. Самые обыкновенные, которые вызывают у нас с Рафаэлем такой восторг и которые совершенно не ценятся живущими людьми там, не замечаются, воспринимаются, как само собой разумеющееся. Я вздохнул, Рафаэль следом за мной. Говорить не хотелось.
Сумерки вкрадчиво, осторожно спустились на город. На длинных улицах зажглись фонари. Катрина с книжкой в руках устроилась под одеялом и включила ночник. Рафаэль, сидя у окна, прятал от меня частые вздохи, но я без труда угадывал его беспросветную грусть. Он не смотрел на меня, поворачивая голову то на звездное небо, то в сторону читающей книгу Катрину. Про меня Рафаэль как будто забыл. Он что-то еле слышно говорил, я прислушался.
«Если бы ты, Катрина Кролл, знала, чего тебе удалось избежать, благодаря своему чудесному деду… Если бы ты только могла представить всю историю от начала до конца, что произошла со мной, ты начала бы видеть всю свою жизнь с новой стороны. И жила бы ты, наверное, Катрина Кролл, совершенно иначе. Хотя, ты скорее всего уже сделала для себя какую-то переоценку ценностей этой жизни… Но мне так хочется кому-то рассказать обо всем произошедшем, что я буду говорить тебе это, Катрина Кролл, даже при условии, что ты меня никогда не услышишь», – Рафаэль приблизился к Катрине, и я слышал краем уха, как Рафаэль начал рассказывать ей по порядку свою историю с того самого дня, как он в удрученном состоянии, будучи еще у себя у дома, решил свести счеты с жизнью. Катрина отложила книгу, вернее, она выпала из ее рук и моя правнучка погрузилась в сон, а Рафаэль продолжал эмоционально, проникновенно говорить.
И тут я услышал голос, который звал меня по имени, я обернулся и вздрогнул от неожиданности: за моей спиной стоял высокий ангел.
– Следуй за мной, – мягкая, но грустная речь выливалась из уст ангела. Я не посмел ослушаться и тронулся вслед за ним. Ангел взлетел
на крышу дома и остановился. Земные звуки замерли, я слышал только голос ангела. В высоте мерцали звезды, я невольно залюбовался ими и покорно встал рядом с посланником небес. Ангел посмотрел на меня:
– Твое время вышло. Скоро тебе вернут память, и ты должен будешь вернуться туда, откуда ты пришел. Все что тебе следовало исполнить – исполнено.
– Я … я вернусь… понимаю, что сопротивляться бессмысленно, да и жизнь моей правнучки, похоже, налаживается, не витать же мне возле нее всю ее земную жизнь, подсматривая и подглядывая… Но Рафаэль? Что станет с ним? Неужели нет способа избавить его от тех двоих?
– Нет, – и по лицу ангела потекли крупные прозрачные слезы. Он тяжело вздохнул.
– Ну, хоть что-нибудь исправить? Хоть какую-то мелочь…
– Это запрещено правилами. – Ангел заплакал еще сильнее и вытер светлый лик белым светящимся рукавом.
– А если это я придумаю, а не ты? Подскажи мне, что я могу сделать для него? У меня под ложечкой начинает сосать от ужаса, когда я представляю, куда должен отправиться этот неразумный мальчишка, как только я исчезну.
– Есть единственный вариант, но это запрещено правилами, – ангел посерьезнел, – мы не можем исправить все, что он совершил, но мы можем избавить его от тех двоих, которые ждут не дождутся, чтобы заполучить его в свои демонические объятия.
– Я готов встать на колени, помолиться, поцеловать твои руки, ангел, только сделай для Рафаэля что-нибудь спасительное.
– Мы можем вернуть его во времени, только ангелам это запрещено. Нужна невероятная сила желания, твоя сила желания помочь мальчику. – Ангел опустил крылья и задумчиво посмотрел вдаль.– Огромнейшая сила желания и любовь к ближнему…
– Я готов, я даже сейчас готов! Что мне надо делать? – Я встал прямо, сложил руки по швам в ожидании дальнейших указаний. Но тут я вспомнил одну вещь: – Ангел, а это правда, что я был пиратом?
– Правда… – тяжело выдохнул ангел, – но ты искупил свой грех до конца, Он все простил тебе. – Думай о Рафаэле, а не о себе… сосредоточься… хотя, это запрещено правилами…
Я зажмурился, вспомнил беспомощный взгляд Рафаэля, его большие карие глаза, непослушные, курчавые волосы, бледное перепуганное лицо и мне неимоверно захотелось, чтобы он вернулся домой, в свою комнату, чтобы он никогда не дошел до той треклятой крыши. Ангел взмахнул крыльями и я провалился в водоворот времени.

Рафаэля будто ударило током. Разряд прошел по всему телу, принося острую боль. Руки и ноги вздрогнули, тело подпрыгнуло на кро148
вати. Как только жжение в руках и ногах прекратилось, Рафаэль ощутил кожей прикосновение прохладной простыни, ощутил вспотевшей спиной упругий матрас и вцепился дрожащими руками в одеяло. Осторожно пошевелил рукой и нащупал гладкую стену. С трепетом выдохнул и осторожно, с опаской приоткрыл глаза. Рафаэль увидел обои своей комнаты, лампу на потолке, одеяло с ранее ненавистными медведями, но как же он обрадовался им сейчас!
– Я дома? Это был всего лишь сон? – Рафаэль сел на кровати и спустил ноги на пол, ощутил ступнями шершавый ковролин и блаженно улыбнулся. – Невероятно правдоподобный сон! Этого не может быть! Значит, моих похорон не было, мама и Надя дома, а отец жив!
Рафаэль вскочил с места, впопыхах одел джинсы и серый свитер, бросился вниз по лестнице, ворвался в комнату сестры. Надя стояла перед зеркалом и примеряла блузку, бросила ее на стул со словами:
– Нет, не годится, попробую это… – и протянула руку за красным свитером, но не успела, так как Рафаэль бросился ей на шею, крепко обнял и чувственно прошептал:
– Прости меня, Надя! Прости за все, если я что-то делал не так! Я люблю тебя, Надя, я так тебя люблю!
Надя оторопела, отстранила брата, внимательно посмотрела на него:
– С тобой все в порядке? Я вообще-то тороплюсь, немного опаздываю. Не знаю, что мне одеть. Я тоже тебя люблю, Рафа. Мама, наверное, ждет тебя внизу завтракать.
– Конечно! Мама! Как я ее люблю! – Рафаэль расцеловал Надю в обе щеки и выбежал из комнаты. Надя пожала плечами вслед брату и засунула обе руки в рукава красного свитера.
Рафаэль вдохнул запах свежесваренного кофе, который доносился из кухни, слух уловил знакомый звон переставляемой посуды, и это принесло Рафаэлю такое наслаждение, которого он никогда не испытывал. Он улыбнулся и нажал на ручку двери, мама стояла у стола и расставляла тарелки.
– Наконец-то ты проснулся, Рафочка. Иди к столу.
– Мама, я так тебя люблю… прости меня за все… – Рафаэль обнял мать и виновато уперся лбом в ее плечо.
– Я тоже тебя люблю. Садись завтракать, мой хороший.
– Сейчас, я только выйду на улицу, я должен… – Рафаэль никак не мог поверить в то, что все, что с ним произошло, было лишь ночной фантазией головного мозга. Ему хотелось убедиться, что все происходящее на данный момент не иллюзия, не обман тех двух фигур в черном, что их нет поблизости и он по-настоящему жив и свободен. Рафаэль вышел на улицу, вдохнул морозный воздух, заметил на ветке чирикающего воробья, улыбнулся ему. Помахал рукой. Прислушался к хрусту ледяной корки под ногами, прыгнул по ней раз, потом еще раз. Лед ломался, трескался и хрустел под ногами! Он мог растоптать льдинку, мог оставить следы на снегу! Рафаэль подпрыгнул еще раз! Мать с удивлением смотрела в окно, как ее сын радостно улыбается птицам и совершает прыжки на снегу, она покачала головой и пошла за Надей, чтобы пригласить ее выпить горячий кофе. Рафаэль присел, всмотрелся в снежный покров, засунул пальцы в сугроб и ощутил колющий холод. Он упивался этим холодом, мороз холодил пальцы, но согревал душу.
– Я жив… – прошептал Рафаэль, – я действительно жив…
Он поднял голову к небу, по голубому простору неслись подгоняемые ветром облака.
– Значит, я никогда не был на крыше того дома, не знал Призрака… ничего этого не было… но какой яркий сон… мне снилось, что я шел по этой дорожке… Потом я повернул за угол, а вот и этот мусорный контейнер, я еще почему-то подумал тогда, отчего не вывезли мусор, бак полный… Он до сих пор полный. Ничего не понимаю. Я прошел на остановку, сел на этот автобус. Я же никогда не езжу этим автобусом, но почему я знаю, что меня ждет по тому маршруту.
Рафаэль не заметил, как ноги сами принесли его на автобусную остановку. Он сел в автобус и стал заворожено смотреть в окно.
– Сейчас будет витрина супермаркета. Мне снилось, что манекен одет в блестящее платье с серебряными блестками. Я не был здесь раньше… если манекен действительно будет одет в зеленое платье… но этого не может быть… мама и Надя дома, улыбаются, я живой, отец на работе. Все хорошо, все, как всегда, все обычно…
Автобус повернул за угол, и Рафаэль с тревогой всмотрелся в прозрачную витрину: за стеклом, посреди рождественской мишуры стоял манекен, одетый в зеленое блестящее платье с серебряными блестками. Рафаэль потер пальцы, ущипнул себя за руку, потряс головой, пытаясь стряхнуть наваждение, но ощущение реальности произошедшего во сне не проходило.
– Этого не может быть… этого просто не может быть… Это был не сон? Или сон? – юноша вышел на той остановке, на которой он вышел во сне. Он узнал улицу, узнал серую, металлическую дверь, в которую вошел тогда, чтобы забраться на крышу здания.
Рафаэль поднялся по лестнице:
– В моем сне ручка люка, которую я открывал, была красного цвета, потертая такая, обшарпанная краска… люк туго открывался, помню, во сне я с трудом его открыл.
Рафаэль остановился на лестнице, дальше идти было некуда, его взгляд уперся в люк, ведущий на крышу. На люке, привинченная болтами, держалась ручка, покрытая красной, облезшей местами, краской.
Рафаэль тяжело выдохнул и мурашки пробежали у него по коже. Он медленно, шаг за шагом приблизился к ручке, сжал ее пальцами, она была такой же холодной, как и во сне. Попытался приподнять люк, он поддавался с трудом, как и во сне, открыть люк ему не удалось с первого раза. Рафаэль напрягся и еще раз толкнул люк. Первое, что он увидел, это свернутые желтые провода, лежащие точно в таком же порядке, в котором он запомнил их на крыше.
– Значит, я здесь был? Но этого не может быть…
Рафаэль влез на крышу, осмотрел припорошенную ровную поверхность здания и пнул ногой желтый размотанный провод.
– Неужели я был мертв?
Тут у края карниза Рафаэль заметил сверкнувший на солнце предмет, он подошел ближе, чтобы рассмотреть его, и застыл в изумлении.
– Это мой брелок. Хотя… мало ли таких брелоков на свете, полгорода ходит с такими… но на моем было… на моем было выцарапано имя «Алиса», я выцарапал его, когда думал о ней двадцать четыре часа в сутки. Ну и дурак же я был… Надо его достать и убедиться, что это мой брелок… или не мой брелок.
Рафаэль осторожно приблизился к карнизу, пригнулся и протянул руку. Так не достать, надо сделать еще один шаг. Делая этот шаг, Рафаэль не заметил, как желтый провод опутал его ногу, сделав подножку на обледеневшей корке льда. Рафаэль потерял равновесие, взмахнул руками, попытался качнуться в сторону крыши, но ледяная корка не удержала подошву гладкого ботинка, и последнее, что увидел Рафаэль, падая с крыши, как перед его глазами промелькнула корявая надпись «Алиса» на его брелоке.


Ангел тяжело вздохнул и расправил широкие крылья. Я повернулся к нему и закричал во все горло:
– И чем же мы сумели помочь Рафаэлю?! Он вновь покойник!
Ангел спокойно, умиротворенно ответил мне, не обращая внимания на мои крики:
– Мы сделали главное – избавили его от тех двоих, – и кивнул головой в ту сторону, где две темные фигуры в черном медленно погружались в землю, растворяясь в ней. – С этого момента он не самоубийца… Хотя и эти манипуляции запрещены правилами. Мы и так сделали для него все невозможное.
Ангел еще раз взмахнул крыльями, и все, что я запомнил из последнего увиденного на Земле, когда поднимался вслед за ангелом, точнее это он крепко держал меня за руку унося куда-то, – это болтающийся отрывок измятой газеты под ногами у бегущего прохожего, с заголовком первой полосы, где крупными печатными буквами виднелась надпись: «Не заигрывай со смертью».


Александр театрально распахнул дверь подъезда, пригнул спину и, взмахнув рукой, с улыбкой произнес:
– Прошу! Прекрасная дама, нас ждет сегодня незабываемое зрелище – балет «Щелкунчик»! Позвольте вас сопроводить!
Катрина засмеялась, одернула платье в стиле «винтаж» и уверенно, легкими шагами направилась к машине. Каштановые волосы развиваются на солнце, глаза блестят, на запястье браслет, в руках небольшая цветная сумочка. Александр галантно открыл дверь машины, Катрина устроилась на сиденье и открыла зеркало. Оценила ровно наложенную помаду на губах, улыбнулась и захлопнула зеркало. Александр, наблюдая, любуясь за ее женскими манипуляциями, поинтересовался:
– Как себя чувствует моя дама сердца?
– Если бы ты знал, какие странные сны снились сегодня ночью твоей даме сердца, ты был бы удивлен! – Катрина громко рассмеялась, а потом лицо ее неожиданно посерьезнело. – Мне приснился очень странный сон… Будто какой-то юноша, опустив вниз поникшую курчавую голову, сидел у изголовья моей кровати и рассказывал о себе очень грустную, трагическую историю. Ты будешь смеяться, но я ее даже записала. Было бы жаль забыть об этом.
– Надо же! – Александр повернул ключ в замке зажигания. – Дашь прочитать? Быть может, при художественной обработке из этого получится неплохой рассказ?
Машина тронулась с места. Катрина задумчиво посмотрела в окно:
– Может, и так…
– Как ты его назовешь? – Александр широко улыбнулся.
– Наверное… «Не спеши на тот свет»… нет… не так… «Не торопись».


( Победишь.ру 13 голосов: 5 из 5 )
2967


Helena Ziemane

Helena Ziemane

отзыв  Оставить отзыв   Читать отзывы

  Предыдущая беседа

Следующая беседа  

Версия для печати Версия для печати


Смотрите также по этой теме:
Черный резиновый коридор, идущий по кругу (Юлия Вознесенская)
Прозрение истины местного значения, четыре любви Саньки Александровой (1) (Татьяна Шипошина)
Великая война (Наталья Борисова)
Самое глупое самоубийство (Андрей Ломачинский, судмедэксперт)
Чёрное пальто (Людмила Петрушевская)
Шнурочки бантиком (Юлия Вознесенская)
На мосту самоубийц (Наталия Борисова)
Суицид (Михаил Веллер)
Чем пахнет самоубийство (Наталия Борисова)
За двадцать пять минут до самоубийства (Наталья Борисова)

Самое важное

Лучшее новое

Выбрали жизнь
Всего 39244
Вчера 2

Пожертвования
Из несчастного стать счастоливым
Как пережить расставание
Последние просьбы о помощи
27.03.2024
У меня с каждым днём появляется всё больше суицидальных мыслей. Мой отчим относится ко мне с жутким холодом, не разговаривает со мной... У меня нет поддержки. Я бы хотел однажды прийти домой и услышать, что мной очень гордятся, что я молодец. Мне важно услышать это именно от них. Я хочу просто умереть и не заморачиваться со всем этим. Ни одна проблема не обходит меня стороной и ударит в самое больное место.
27.03.2024
Не хочу жить. Не вижу смысла. Нет целей, возможностей и мотивации что-то менять. Меня не покидает злость и несправедливость к этому миру. Мне по жизни всегда не везло. Как будто остался на отшибе от всего настоящего мира.
24.03.2024
я устала... я уже ничего не вывожу... мама вечно загружает работой, сестра глумтся,а она младше меня, я устала о. упреков что я ... я у хочу умереть я ненавижу себя... свое тело... меня бросили люди в которых я нуждалась щас больше всего, они были той ниточкой что тянули меня к жизни.... ниточки больше нет..... зачем так жить...?
Читать другие просьбы

Диагностика предрасположенности к суициду



Книги для взрослых


Как пережить расставание

Мы протягиваем руку помощи тем, кто хочет помощи. Принять или не принять помощь - личное дело каждого.
За любые поступки посетителей сайта, причиняющие вред здоровью, несут ответственность сами лица, совершающие эти поступки.

© «Победишь.Ру». 2008-2021. Группа сайтов «Пережить.Ру».
При воспроизведении материала обязательна гиперссылка на www.pobedish.ru
Настоящий сайт может содержать материалы 18+