Черный резиновый коридор, идущий по кругу

Рассказ соседки с десятого этажа

Здравствуйте, Ольга Петровна, а я к вам с большой просьбой! Спасибо, я так и знала, что вы мне не откажете. А просьба у меня вот какая – за нашей соседкой Кариной с одиннадцатого этажа присмотреть. Ну да, конечно, она не ребенок, а только и взрослой ее не назовешь, как и всякого непросвещенного человека. Да нет, я не про образование говорю, с этим у нее как раз все в порядке, два их у нее! Но неверующая она была до недавнего времени, а отсюда и все ее беды произошли. Какие беды, спрашиваете? Ну, я от вас никогда ни полслова про соседей не слышала, а потому могу вам спокойно это дело доверить, по секрету, конечно. Она ведь, Кариночка-то наша, думала с собой покончить. Ну как это «отчего»? Отчего все женщины с ума сходят, оттого и она – от любви, само собой! То есть, это так молодые говорят – «от любви», а поживешь с мое, так и узнаешь, что от любви рождаются только мальчики да девочки, а уж никак не сумасшествие с самоубийством. А где самоубийство, там страсти да бесы, а не любовь. Нет-нет, не пыталась она покончить с собой, слава Богу, до этого не дошло. И в дурдом не попала, что тоже неплохо. Но только я лучше вам все по порядку расскажу, раз уж я Карину на вас оставляю.

Дело было еще ранней весной. Решила я съездить на недельку-другую в Подмосковье, к моим хорошим друзьям, пожить у них на природе, подышать чистым свежим воздухом на тающем снегу. Замечали, какой воздух стоит над тающими снегами за городом? Вот-вот, именно за городом. Не надышишься! Ну и по обычаю поднялась я на одиннадцатый этаж к Карине – отдать ключ от квартиры и от почтового ящика, чтобы она почту вынимала и за квартирой присматривала, мало ли что. Поднялась, позвонила. Долго она мне не открывала, я уж возвращаться хотела да к вам идти, но тут дверь отворилась – и я так и ахнула! Обычно аккуратненькая, как перепелочка, всегда нарядная Карина появилась в синем шелковом своем китайском халате, ну вы его видели не раз, только халат весь мятый и в пятнах каких-то, а сама-то, сама-то! Нечесаная, неумытая, лицо опухшее, глаза красные.

– Что с тобой, Кариночка? Заболела?

– Хуже.

– Хуже – это значит умерла или в похмелье. Ты живехонькая, так выходит – похмелье?

– Можно и так сказать. Похмелье от любви.

– А что ж это от тебя не любовью пахнет, то есть, духами, цветами и шампанским, а водочным перегаром несет, как из пивного подвальчика на углу?

– Да нет, теть Нина, я водку пока не пью, вы же знаете, – вино это.

– Ну надо же! Никогда бы не поверила, что от вина может так вонять на другой день, ты уж прости меня, дорогая моя.

– Да это не другой день, теть Нина, я уж две недели пью…

– Вот как… Пройти-то можно? Я по делу к тебе.

– Проходите.

Вошли мы в квартиру, а там – полный разгром и мерзость запустения. Единственное чистое место – компьютерный ее столик. Кариночка, вы ведь знаете, работает больше дома, за компьютером, как все они, переводчики. Вот там и порядок какой-то наблюдается, а вокруг – ну чисто Мамай ночевал! Постель на раскладном ее диванчике не убрана, и видно, давно не убиралась, да и белье не менялось. На обеденном столе бутылки стоят, бокалы, чашки чайные, пачки сигаретные валяются и какие-то огрызки по тарелкам.

– Садитесь, теть Нина, – говорит мне Кариночка и убирает со стула какую-то одежку.

– Сяду. И ты садись да рассказывай, что у тебя стряслось. Только сначала, будь добра, накинь на себя что-нибудь теплое – надо дом твой проветрить, тут дышать нечем.

Послушалась она, накинула на спину свитер, завязала рукава на груди, а я пошла и балконную дверь настежь отворила. На балконе у нее тот же бедлам творится: по полу какие-то вещи, мусор валяется, а возле перил в роскошном таком синем горшке стоит высохшая елка.

Села Кариночка к столу и начала трясущимися руками пачки сигаретные перебирать, а они у нее все разные! Ну, я вижу, что ей и рассказать мне все хочется, и как приступить к делу не знает. Решила я ей помочь, сама разговор начала.

– А что это у тебя все сигареты разные? Хотя погоди, я сама эту загадку разгадаю. Так, ты у нас толком курить не умеешь, а сейчас тебе приспичило, по твоему погромному душевному состоянию, курением нервы успокаивать. Да вот не приносит тебе сигаретный дым никакого нервного успокоения, одна только тошнота да горло дерет с непривычки: вот ты и пробуешь разные сорта сигарет, ищешь подходящие, не очень противные. Так?

– Та-а-ак! – говорит Кариночка и удивленно на меня опухшими глазами хлопает.

– Ну так я тебе сразу скажу: ни вино, ни сигареты тебе никакого облегчения не принесут, ты и не надейся. – Я оглядела комнату и в корзинке для бумаг увидела пустые вскрытые пачки от таблеток с надписью «Крепкий сон». – И снотворные тоже тебе не помогут. Не только эти – травяные, безвредные, но даже и те, что только по рецептам продают. Ты уж не травиться ли валерианкой с хмелем и страстоцветом пробовала?

– Какой такой страстцвет? – спрашивает Карина, на прямой вопрос не отвечая.

– А вот «пассифлора» на пачке написано, по-русски – страстоцвет. Что молчишь? Сколько пачек выпотрошила и выпила, признавайся?

– Десять…

Выход из любой трудной ситуации всегда внутри нас. Чтобы найти его, нужно лучше узнать себя. Это можно сделать с помощью бесплатной диагностики.

– Ну и какой результат?

– Сутки проспала и встала с дурной головой.

– Зрение не отказывало? Не рвало тебя?

– Нет.

– Легко отделалась. Ведь и аспирином можно отравиться, если много выпить. И больше ты о смерти не думала, надеюсь?

– Думала. И сейчас думаю, днем и ночи напролет. Я и пью, чтобы не думать, а не получается. Хочу умереть, теть Нина! У меня только один этот выход и остался – умереть. Вы ведь санитаркой в больнице работали, видали, наверное, самоубийц?

– Ох, видала! А еще больше я их видела в морге, не к ночи будь помянут.

– Вот и подсказали бы мне, как мне из жизни уйти, чтобы и не страшно, и не больно, и после смерти никакого безобразия.

– Ну, матушка моя, такая смерть – самоубийство, или по-врачебному «суицид», – она всегда безобразна, хуже не бывает. А уж чтоб не страшно, об этом и говорить нечего, тут одна подготовка чего стоит – с ума сойти можно.

– Но если жизнь в муку превратилась, должен же быть из нее какой-то выход?

– Ничего себе выход! Ну ладно, о смерти мы потом поговорим, а сейчас рассказывай по порядку, что у тебя стряслось-то?

Она мне и рассказала. Да вы человек в годах, сами знаете: это только им, молодым, кажется, что у них одних небывалая история несчастной любви. А мы-то знаем, что это только счастливые романы все разные, а несчастные – они все на пять сюжетов, как сериалы телевизионный. Как, не знаете? Да что вы, милая моя? Ну слушайте тогда. Сюжет самый простой, блудный: полюбил – пришел, разлюбил – ушел. Сюжет прелюбодейный, тоже не очень чтобы редкий: либо он женат, либо она замужем, а то и оба находятся в супружестве, а потому себя и других зазря мучают. Особенно детей. Сюжет третий – любовь неразделенная! Тут уж все зависит от переживателя: бывает неразделенная любовь буйная, бывает тихая, бывает террористическая, а бывает и скромная – последняя всего безопасней и приличней. Сюжет четвертый – оба любят, но имеется преграда, это сюжет временный: либо преграда рушится, либо любовь. Пятый сюжет – любовь паразитическая, самая опасная из всех, потому как выглядеть может на все четыре предыдущие сюжета. Может, есть и шестой сюжетик, только я пока о таком не слыхала и по телевизору тоже не видала. Ну так вот, у Кариночки был, как я и предвидела, сюжет номер раз – любовь самая из всех скоротечная, а попросту говоря, блудная. Увидели друг дружку, загорелись и немедленно, не откладывая, любви предались. У нее, как водится, в голове крутится: вот сейчас мы просто любим друг друга, а потом наверняка поженимся, а у него – другое: полюбим сколько любится, а после разойдемся. Даже когда мысли эти и не в головах, а только в сердце или ниже, они все равно именно такие и есть. Год назад они познакомились, через месяц он пришел к Карине и поселился у нее, а месяц назад – выехал со всеми своими пожитками в неизвестном направлении. Если бы в известном, то и конец был бы другой… Ну как это – «какой»? Она бы не о самоубийстве думала, а о том, как вернуть сбежавшего возлюбленного, терроризировала бы его, хотя эти «беглецы» по природе своей не имеют привычки возвращаться. Она бы изводила его и себя преследованиями и в конце концов бы либо утешилась, либо встретила другую любовь, либо довела себя до клиники. Ну, может, она и самоубийством ему погрозила бы – да это уже несерьезно, всякий знает: расчет-то не на гибель, а на то, чтобы бывшего любовника взять на испуг или жалость. Иногда, правда, такие попытки и гибелью кончаются – заигрываются бедняжки. Это как на сцене или в кино: представляя сердечный приступ можно и впрямь доиграться до инфаркта. Нет, у Карины все задумывалось в серьезном и полном одиночестве. Попробовав снотворное, она начала подумывать о балконе.

– Как вы думаете, теть Нина, если с балкона кинуться – так уж верная смерть? Одиннадцатый этаж…

– Смерть-то верная ли? Ну, это да. Разобьешься вдребезги, сама в клочки и мозги по асфальту! Только вот толку никакого – от беды-то своей ты все равно не уйдешь, не избавишься.

– Как это не избавлюсь, если мозги в клочки?

– А у тебя разве мозги болят, а не душа?

– Душа, теть Ниночка, душа болит невыносимо!

– Так уж и невыносимо! Поболит-поболит и успокоится: все проходит, Кариночка, детка моя, время все лечит. А времени у нас – и на земле вся жизнь, и после целая вечность! Душа-то у тебя вечная. Да ведь и земная жизнь у нас длинная и уж такая непостоянная: сегодня дождь-гроза, а завтра – солнышко вышло из-за туч, и опять все хорошо!

– Мне уже никогда больше не будет хорошо.

– Ну да, если с собой покончишь, так уж хорошего ждать нечего. Ты думаешь, убьешь себя – и сразу все твои беды куда-то денется?

– Ну да. Я перестану чувствовать эту боль.

– Да как бы не так! И боль твоя, и тоска невыносимая – все с тобой так и останется. Только если при жизни все может перемениться к лучшему, то после смерти уж фигушки!

– Это как же так?

– А вот так. С чем помирать станешь, с тем и останешься на всю вечность. Вроде как приморозишь к себе свою беду или сама в ней зацементируешься. Знаешь ли ты, девонька, что спасенные самоубийцы рассказывают о том, что с ними было, пока врачи их к жизни возвращали?

– Нет. Расскажите.

Ну я ей и пересказала несколько историй о том, какой ужас переживали самоубийцы в момент между смертью и жизнью, а потом другим больным, ну и нам, персоналу, рассказывали. Врагу не пожелаешь! Нет, вам я рассказывать не стану – ни к чему здоровому человеку такое и знать. А вот вы послушайте лучше, что после моих рассказов с самой Кариночкой было.

В тот вечер я ей оставила ключи, перекрестила ее на ночь и ушла. А у себя дома, само собой, встала на молитву и принялась просить у Господа помощи и вразумления для бедной девочки. И что вы думаете? Послал таки ей Господь вразумление! Какое? А вот послушайте.

На другой день с утра пошла я в наш универсам прикупить кое-чего в дорогу. На всякий случай: я еще не решила тогда, ехать мне в деревню или остаться с Кариной. Иду я из универсама обратно и вдруг вижу издали, как что-то синее, блестящее летит с балкона одиннадцатого этажа, с Кариночкиного балкона, и об асфальт – бух! Мне так в голову и шарахнуло: халат это Кариночкин, синий, шелковый! Бросила свои сумки и бежать к ней! Подбегаю – и ноги у меня так и обмякли. Опустилась я прямо на асфальт и гляжу, как в голову ушибленная, на осколки синего горшка, что стоял на балконе у Карины. И елка сухая рядом валяется, и земля рассыпалась… Ну хоть плачь, хоть смейся! Подняла я голову, поглядела вверх – а там Карина стоит в синем своем блестящем халате и, кажется, на меня смотрит. Я тут поднялась, побрела назад, сумки свои подхватила – и к дому, в лифт, на одиннадцатый этаж! А Карина уж догадалась, что я к ней пожалую – стоит в дверях, меня ждет. Оказывается, не остались мои молитвы о ней безответными – сон ей приснился, да какой! Ну конечно, так и расскажу, как она мне рассказала, прямо ее словами.

«Я долго вчера ваши слова вспоминала, теть Нина, а вечером легла и вдруг как-то сразу уснула, даже снотворное не понадобилось. И вдруг среди ночи я проснулась, будто меня кто-то окликнул. Просыпаюсь и чувствую, что все уже позади – покончила я с собой, бросилась с балкона. Лежу в полной тьме и ничего вокруг не вижу. А в душе у меня такая боль, такая боль, теть Ниночка, до какой наяву и не доходило ни разу! И понимаю я, что в тот момент, когда я с балкона бросилась, все мои переживания вдруг обострились с неимоверной силой – и обида, и безнадежность, и отчаянье, и невозможность все это больше терпеть – все они стали в миллион раз острее и все раздирают мне душу. Поняла я, что надо что-то делать, невозможно терпеть такую муку. Подняла я руки и стала ощупывать темноту вокруг себя. А надо мной – потолок какой-то, почему-то резиновый. Протянула руки в стороны – и там что-то такое упругое, стены какие-то. Я попробовала подняться на ноги, но потолок не пускает. Села, ощупала все еще раз. Вокруг меня эти упругие стены, а впереди и позади – пустота. Такое ощущение, будто я внутри огромной резиновой камеры или какой-то чудовищной змеи, потому что стены эти ритмично пульсируют и подталкивают меня в одну сторону. Ну я и поползла на четвереньках туда, куда они меня толкают: может, думаю, куда-нибудь доползу, в какое-то другое место, и мне там легче станет? Ползу, ползу, а тоска и боль душевная легче не становятся. Подвываю от боли и все-таки ползу вперед – вдруг там выход? Не знаю, сколько я так ползла внутри этого резинового коридора, но вдруг впереди показалась какая-то светлая точка. Я не обрадовалась, потому что никакой радости у меня в душе не было ни капли, но какая-то надежда на перемену вдруг у меня появилась. Я быстрей поползла. А свет становится все яснее и ярче, и вот уже вижу я перед собой какой-то светлый прямоугольник, похожий на дверь, а стены вокруг меня расширяются, и вот я уже могу встать и уже бегу вперед, все по этой же резине. А бежать трудно, ноги будто проваливаются…И знаете, теть Нина, что там впереди было? Моя балконная дверь! И тупик – больше ни бежать, ни ползти некуда. Открываю я дверь и вижу свой балкон, и синий горшок с сухой елкой возле ограды балкона стоит. И вдруг моя душевная боль еще усиливается, хотя казалось, что больше-то уже и некуда. И тут я, уже не понимая что делаю, бегу к перилам, встаю на край горшка – и даже чувствую, как, царапая мои ноги, осыпаются сухие иголки, – и бросаюсь вниз! А потом – темнота. И вдруг я снова прихожу в себя и сразу понимаю, где я – все в том же черном резиновом коридоре, идущем по кругу. Только боль моя еще сильнее стала. Тут я решила, что мне надо ползти – да и стенки меня мягко так подталкивают, и откуда-то я знаю, что если я не поползу вперед, то они сожмутся и сами станут меня проталкивать, как пищевод проталкивает проглоченный кусок пищи. Проползла я какое-то расстояние и снова увидела впереди свет, а потом поднялась на ноги и побрела, опираясь на резиновые стены, к своему балкону. Сяду на нем, думаю, и буду сидеть и терпеть, пока что-нибудь не изменится, а вниз кидаться ни за что не стану. Ага, как бы не так! Только я выползла на балкон, как боль моя душевная еще на градус невыносимей стала, и какая-то сила толкает меня к перилам и шепчет: «Бросайся вниз, покончи с этой болью!» Я уже понимаю, что сколько бы я ни кидалась вниз, все равно после падения я окажусь все в том же резиновом коридоре и все начнется сначала. Я обняла ногами горшок, ухватилась руками за сухую елку – держусь изо всех сил! Но тут моя боль стала нестерпимой, а голос тот, что меня к перилам толкал, прямо загрохотал у меня в голове: «Бросайся вниз! Скорей, скорее!» – и я снова встала на край горшка – и бросилась!

Теть Нина, так было еще много раз, я уже не сосчитаю сколько. И поняла, что это движение по круглому черному резиновому коридору с балконом в конце будет продолжаться бесконечно, а моя душевная боль, моя мука будет с каждым разом все усиливаться… Тут я вдруг заголосила: «Господи, прости! Господи, спаси!» – и тут же проснулась. Ну а дальше вы знаете: встала я, побежала на балкон и сдуру, откуда только силы взялись, подняла горшок с сухой елкой и выбросила его с балкона! Чтобы мне про дурь мою не напоминал, чтобы мне встать не на что было, если вдруг… Тем более, что елку в горшке мне на Новый год подарил мой сбежавший возлюбленный».

Вот что мне Кариночка рассказала. Ну, оделась она, спустились мы с нею вниз и убрали все следы: землю по снегу раскидали, елку в мусорку выбросили, а синие осколки аккуратно собрали и выложили вокруг куста белой сирени. На всякий случай. Если что – Кариночка сверху, с одиннадцатого этажа, посмотрит вниз, увидит синий круг на земле и опомнится.

В общем, не поехала я в тот раз за город, осталась с Кариной. А она стала меня слушаться, в церковь со мной начала похаживать, на Пасху поговела и причастилась… Так у нас больше месяца прошло. И вот я решила, что теперь уж можно и мне к друзьям моим в деревню ехать… Угадали вы, вместо себя хочу вас оставить. Так, на всякий случай. Ключи свои я Карине оставила, а вы хотя бы два раза в недельку заходите к ней за ними: цветы, мол, у тети Нины полить надо… И если заметите что-то неладное, то сразу мне телеграмму шлите. Я вот вам адресок и деньги оставляю. Думаю, что все с нею теперь в порядке будет, после такого-то вразумления, но на всякий случай… Так присмотрите за нею? Ну вот и хорошо.

© Ю.Н.Вознесенская

Об авторе: Вознесенская Юлия Николаевна